Африка nova - [3]

Она закрыла глаза, вспомнила, как учила дочерей всему что умела, как пела им песни, которые в детстве слышала от бабушки и матери. Она старалась успеть, всё отдать, всё передать, ничего не забыть! И она успела! Всё, что могла, сделала. Теперь душа её была спокойна. Старуха стояла, опершись на деревянный кривой посох, и улыбалась.

Они будут жить, они уйдут за перевал через долину, за зверем. Совсем скоро... А она должна остаться. Пришло её время. Так было всегда. Так было с её матерью и матерью её матери и, вообще, всегда-всегда...

И если пришло время оставаться, значит, посчастливилось пройти весь свой путь до конца. А это боги дарят далеко не каждому.

Ещё весной она рассказала сыну свой сон, в котором старый, давно умерший шаман, который давал ей имя при появлении на свет, приходил к ней, улыбался и манил за собой. Как она обрадовалась этому долгожданному сну! И как огорчились дети...

Пришло её время. Уже несколько зим она собиралась это сделать. Её тело, дряхлое, непослушное и больное, давно устало от пережитого и от самой жизни. И душа устала. Очень устала. Никто из детей не показывал ей вида, что она стала для них обузой. Но, она знала, что это её последняя зима.

Старуха вздрогнула словно ото сна и смахнула с глаз слезу, льдинкой оставшуюся на её новой оленьей рукавице. Она повернулась спиной к веренице удаляющихся людей и животных и побрела, стараясь глубже забраться в обступающую её вязкую тишину, старуха, опираясь на затертый до блеска посох, ковыляла, загребая непослушными ногами рыхлый снег. Шла и шла, пока не стих лай собак за перевалом. Она повернулась, прислушалась. Убедившись в том, что осталась одна, села на снег. Скоро за ней придут... Очень скоро... Нужно только немного подождать...

Достав маленький сточенный ножичек с костяной ручкой, она взяла свой посох и начала состругивать с него тоненькие как нитки, древесные волокна. Потом,едва справляясь со своими непослушными руками, она наколола щепок крупнее. Ей даже на минуточку стало тепло от всей этой суеты.

Ещё долго высекала искры из огнива одинокая маленькая фигурка, среди бескрайней серо-белой пустыни, пока комочек из тоненьких волокон и сухого мха не стал едва заметно тлеть. Старуха услышала запах дыма и, наклонившись, стала осторожно дуть. Скоро её лицо и плечи осветило светом малюсенького костерка.

Подождав немного, она сняла рукавицы, протянув над огнем свои дрожащие руки, почувствовала, как сильно болят её покрученные старостью, непослушные пальцы.

"Ничего, скоро, скоро..." - Сказала она вслух, как будто успокаивая их. И на её морщинистом лице, освещённом слабым светом хилого неуверенного огня, снова зажглась, и тут же погасла, мимолётная печальная улыбка.

Согрев руки, она снова одела рукавицы. И стала раскалывать посох дальше. Вымерзшая древесина с треском лопалась, отделяя ровные лучинки. Старуха расколола на щепы половину посоха. Подкинув их в огонь, поднялась и направилась к чернеющей неподалеку груде камней. Без опоры идти было совсем невмоготу. Ноги от сидения затекли и начинали промерзать. Противная ноющая боль старалась обратить на себя внимание, но сейчас было не до неё, а скоро её не станет вовсе... Скоро, очень скоро...

Выбрав на ощупь из груды смёрзшихся между собой камней два плоских, шириной с ладонь, она вернулась к жёлтому пятну костра и примостила их на ребро, подкинула в огонь еще пару щепок. Сняв с пояса старую железную кружку с помятыми боками, старуха набила её снегом и поставила на камни, между которыми плясал тщедушный огонёк. Подобрав под себя полы, она аккуратно села на них, обхватив руками ноги и откинув голову назад, прислушалась...

Над ней простиралось чёрное бездонное небо, усыпанное алмазными звездами. Они дрожали и переливались. Она знала это, но уже давно их не видела. Зато она слышала, как звенит воздух, как шипит тающий снег в кружке, как падают, стучась друг о друга, снежинки... Слышала, как потрескивают щепки в огне разгоняющем вездесущую пустоту ночи.

Старуха достала из кармана три мешочка. Два - совсем малюсеньких, а один – побольше. В том, что побольше, было сушенное медвежье мясо. Это её старший сын, которому она рассказывала о своём сне, специально для неё ходил на медведя.

Таков был обычай. А если нет сыновей, люди давали оленину. Но, как-же приятно, когда все-таки, есть медвежатина. Есть сыновья. Ей было приятно. Ещё раз тихая радость от осознания того, что жизнь прожита не зря и у неё, всё-таки не оленина, прошлась теплой волной по душе.

В одном из мешочков поменьше была завернута трубка и немного табака, а в другом – собранные прошлой весной ароматные высушенные головки первоцветов, которые запасли для неё дочери. Старуха положила два маленьких мешочка на снег. А тот, который побольше втиснула за пазуху, поближе к сердцу. Снова сняв рукавицы, она принялась развязывать мешочек с цветами. Как они пахли!..

Ещё раз она вспомнила своих детей и внуков. И ещё раз порадовалась за них и за себя. Скоро снег превратился в воду и в кружке забулькало. Старуха вынула щепотку сухих цветков и кинула их в бурлящий кипяток. Аккуратно завязав остальное, она тоже сунула за пазуху, тоже ближе к сердцу.