Африка. Из прошлого в будущее - [14]

— Кроме рыбы, — вмешался де Сан-Сен, пододвигая нам тарелки с аппетитными кусками тьофа, — да и то потому, что такого красавца можно выудить только здесь.

— Местные продукты «Клуб» не закупает, не доверяя их качеству, — продолжал Симоното. — Местную рабочую силу использует крайне ограниченно, ссылаясь на ее недостаточную квалификацию, а труд тех, кому посчастливилось попасть на работу в комплекс, оплачивает по самым низким ставкам.

— Даже гиды и шкиперы на пирогах, — снова вступил в разговор де Сан-Сен, — и те законтрактованы за пределами Сенегала, чтобы не платить здесь в кассу социального страхования.

— Ну, а валюта поступает в сенегальскую казну? — поинтересовались мы.

— Представьте себе, практически нет, — ответил Симоното. — Все пребывание в комплексе, включая транспортные расходы, питание, обслуживание, стоимость экскурсий, оплачивается во Франции и поступает на банковский счет «Средиземноморского клуба». В Сенегале туристы оставляют лишь незначительные средства, которые тратят в основном на приобретение сувениров.

О налогах, которые могли бы пополнить сенегальский бюджет, можно было и не спрашивать, ибо известно, что по действующему законодательству иностранные инвеститоры, вкладывающие свои, средства за пределами района Зеленого мыса, полностью освобождаются на 5–8 лет от уплаты налогов, а в последующие 3 года выплачивают только половину причитающейся с них суммы. Им также гарантируется свободный перевод прибылей за границу и предоставляются таможенные льготы.

— Да, молочные реки в кисельных берегах у нас пока еще не потекли, а вот сточные воды цивилизации затопить провинцию вполне могут, — вновь вступил в разговор де Сан-Сен, переводя его от экономических выкладок в близкое ему русло этических и нравственных проблем. — Вы обратили внимание, сколько у нас появилось в последнее время попрошаек «бана-бана» (так во франкоязычных странах Тропической Африки называют лотошников, торгующих фруктами, сигаретами и сувенирами. Большинство среди «бана-бана» составляют женщины и дети), бродяг, которые так и вьются вокруг туристов, высматривая, что и где плохо лежит?! — продолжал он. — В Зигиншоре, Уссуе, на побережье — да в общем на всех туристских маршрутах — молодежь все заметнее утрачивает присущие диола нравственные нормы и ценности, обезьянничает, слепо копируя манеры новых «идолов». Растет употребление алкогольных напитков, учащаются бессмысленные драки и поножовщина, появилась проституция. А ведь еще недавно Казаманс не знал подобных язв «вестернизации», и люди здесь отличались безупречной честностью, достоинством, доброжелательством и бескорыстием.

— Ты расскажи о королеве Себет, — подсказал Симо-ното.

— Вот-вот, самый наглядный пример, — подхватил де Сан-Сен. — Только зачем рассказывать, лучше съездить в Айум и посмотреть своими глазами, во что она превратилась.

О королеве Себет, правительнице племени флуп, одного из племен народности диола, я был уже наслышан. С тех пор, как ее посетил Андре Мальро и в 1967 году вписал эту аудиенцию в своих «Антимемуарах», королева флупов стала пользоваться известностью и, разумеется, попала в число туристических достопримечательностей Казаманса. Какой турист, забравшийся, по его представлениям, почти на край света, устоит от соблазна повидать такую знаменитость, тем более что ее «резиденция» в деревушке Айум находится практически на главной туристской дороге, соединяющей Зигиншор с морскими пляжами. Вот и началось паломничество в эту, дотоле неизвестную африканскую деревню.

В кругу европейцев, живущих в Сенегале, королеву Себет часто называют «королевой виски». О происхождении этого прозвища догадаться нетрудно: из всех видов оплаты за право лицезреть и запечатлеть на пленку ее царствующую особу королева Себет предпочитала… виски «Джонни Уокер»». Других марок этого напитка она, по-видимому, просто не знала.

Среди французских журналистов, посещавших Казаманс, распространена легенда, что первую бутылку виски преподнес королеве Андре Мальро и она якобы хранит ее как память об этой встрече.

После разговора у де Сан-Сена желание повидать эту знаменитость, разумеется, окрепло. И чего уж греха таить, собираясь в Айум, мы тоже прихватили соответствующее подношение.

В Уссуе — одном из департаментских центров провинции — сворачиваем на проселок у бензоколонки, расположенной при въезде в городок. Кстати, на этой бензоколонке, как нам рассказали, работает заправщиком супруг королевы Себет. Что поделаешь: хотя и «все могут короли», как утверждается в популярной песенке, видимо, и они не могут прожить без средств к существованию.

Прихватив с собой на развилке дорог проводника из числа мальчишек, ожидавших своей очереди, чтобы заработать на интересе к их высшей правительнице, петляем с полчаса в зарослях, оставляя позади шлейф красноватой пыли. Миновав несколько деревень, останавливаемся наконец в густой тени величавого фромаже и дальше, как и подобает по придворному протоколу, идем пешком.

За очередным поворотом тропинки взору открывается обычная крестьянская хижина, традиционно крытая соломой, с обнесенным плетнем хозяйственным двором. Во дворе бродят куры, в тени дремлет, не обратив на нас внимания, тощая дворняга. Пока наш проводник исчез внутри хижины для переговоров с королевой, двор заполняется доброй дюжиной его полуголых сверстников, с любопытством взирающих на очередных визитеров. Как можно предположить, это — королевская свита, задача которой придать необходимую торжественность появлению царствующей особы.