Африка. История и историки - [17]
Кейсли Хейфорда доказывал, что европейцы в Золотом Береге «имеют дело не с дикарями без прошлого, которые стремятся просто скопировать иностранные институты». В подражательстве нет нужды, поскольку аканы – народы, населяющие побережье и центральную часть Золотого Берега, – еще до прихода европейцев, «незваных гостей, которые повели себя как хозяева», самостоятельно создали «столь же эффективную и совершенную государственность, как и самые передовые нации»[78].
Суть традиционной политической системы аканов Кейсли Хейфорд определял как «выборное представительство». Вождей всех уровней, от главы деревни до верховного правителя, выбирали советы. Советы были выборными органами. Так обеспечивалось «участие всех граждан в управлении». Советы ограничивали власть вождей, у них не было возможностей «править автократическими методами». Совет мог сместить любого вождя, для отстранения от власти верховных правителей проводились «плебисциты». Верховные правители, «цивилизованные монархи», были «первыми среди равных». Их советы – это «великие народные парламенты», где представлены «все слои общества, от низших до самых верхов». Аканские политические институты составляли «гармоничную систему, где не было внутренних распрей и очагов напряжения», и все граждане были «совершенно довольны, поскольку любой вопрос, затрагивавший их жизненные интересы, подлежал обсуждению»[79].
Справедливо было устроено и аканское общество. Оно состояло из двух классов – свободных и рабов. Свободные – те, «чьи предки были коренными жителями Золотого Берега, и кто мог проследить свою родословную вплоть до далекой праматери», – составляли «подавляющее большинство». Свободный акан – это «свободный человек в полном смысле этого слова. Он может быть избран на любой значимый пост в политической структуре, среди своих собратьев он всегда ходит с высоко поднятой головой, как бы беден он ни был»[80].
Рабов было куда меньше, чем свободных, да и рабство было не таким, «как в Древнем Риме или в истории афроамериканцев». У аканов существовало домашнее рабство, когда «хозяин был человечным и внимательным», нередко считал раба «членом семьи и относился к нему соответствующим образом». Должник отдавал родственника в рабство в качестве залога, но обязан был «выкупить его при первой возможности», а если не делал этого, то он и его семья «считались опозоренными навсегда». Порой рабам так хорошо жилось, что после освобождения они предпочитали оставаться у «рабовладельцев». Рабство у аканов – это всего лишь удобная при отсутствии письменности форма «регистрации» долга, сделка, где нет идеологии: «Система рабства в Золотом Береге порождена не варварским духом порабощения своих соплеменников, она выполняет функцию гарантии возвращения долга, услуги за услугу в виде оказанной во время нужды помощи»[81].
А чем же тогда было продиктовано участие африканцев в весьма прибыльной работорговле? Историческую вину за нее Кейсли Хейфорд возложил на европейцев. Он объявил жертвами и вывезенных из Африки рабов и тех, кто захватывал их во время войн и продавал европейским работорговцам. Доказательства этому неоспоримы и монументальны – европейские форты на побережье Золотого Берега: «Большинство из них были построены в семнадцатом столетии, когда португальцы, французы, англичане, голландцы и датчане занимались отвратительной торговлей рабами. Форты, конечно, были в первую очередь загонами для рабов или местами временного хранения живого товара перед его отправкой на плантации Нового Света. Компании, зарегистрированные правительствами нескольких европейских держав, жестко конкурировали на рабовладельческом рынке. А африканцы постепенно осознавали, сколь ужасна торговля людьми и единодушно ее ненавидели. Поэтому и возникла необходимость строить форты для защиты»[82].
От кого? Неужто от возмущенных ужасами работорговли воинственных ашантийцев, поставлявших в форты живой товар в изрядном количестве за звонкую монету и огнестрельное оружие?! Этот вопрос автор оставляет без ответа.
Кейсли Хейфорда не смущало очевидное несоответствие описанных им совершенных аканских государств историческим реалиям. Его интерпретация исторического и этнографического материала определялась контрпропагандистскими и политическими соображениями. С вынужденно-нарочитой самоуверенностью он создавал в противовес евроцентристским мифам новый миф о «золотом веке», где жизнь была сплошной идиллией.
Тогда убедительнее звучали доводы против апологетики британской колониальной экспансии. Кейсли Хейфорд утверждал, что усилия верховного правителя Конфедерации Ашанти сохранить ее единство «военными или другими способами» оправданы и совершенно законны. Этот «естественный процесс самосохранения» «предвзятые и мало осведомленные писатели представили как регулярные набеги за рабами». С таким же успехом «войнами ради захвата рабов можно назвать войну между Севером и Югом в Соединенных Штатах или борьбу на Британских островах за сохранение территориальной целостности Великобритании»[83]. Рассуждения о «нецивилизованности» ашантийцев «есть чистое лицемерие. За ними скрывается только лишь желание британских капиталистов прикарманить богатства Ашанти»
