Афорист - [19]

Пиза:

— Ну, заходи, шурин, в моё заведение. Слышишь, какая музыка у меня!

Музыка была негромкой. Работали кондиционеры. И хотя гости — всё прилично одетая вежливая публика — курили, воздух был лёгкий.

На помосте раздевалась рослая блондинка. И на несколько мгновений Семивёрстову почудилось, что это Тама.

Подойдя к стойке, Пиза вынул из кармашка фрака платочек в кружевцах и, взяв бокал, стал протирать его изнутри.

— Хозяин! — донеслось из подсобки встревоженное.

— И что? — ответил другой голос, посильнее и поспокойнее.

— Мазок берёт.

— Не буди барак, подруга, — всё у нас чисто!

К стойке вышла ещё одна блондинка, хрупкая и, робея, спросила:

— Как всегда или?

— Сегодня «или».

— Потому что с гостем? — осмелела барменша.

— Мой шурин, — представил Пиза, — обслужи, как следует. Я сейчас…

Пиза обогнул помост, скрылся в гареме.

Загадка

С виду замысловат и радужен, как ракушка, но изящной формы нутро зловонно и кончается тупиком. (Мир людей)

Ретроспектива

Ва — Семивёрстову:

— Папа! Ты хочешь, чтоб я всю жизнь оставалась пятнадцатилетней!?

Обрывок фразы:

— Допустила междумах.

Из магнитофонного протокола:

— Как зовут?

— Максимильянц.

— Род занятий?

— Безработный.

— А до того? Профессия?

— Не помню.

— Ну, чем–то же ты занимался когда–нибудь?

— Да! Искал на свою голову приключений.

— Оно и видно.

— А как ты попал наверх?

— Ну, сидели мы в саду, пиво пили, курили. Подошёл этот — Хозяин — предложил.

— Сразу? То есть вы сразу же сели и поехали?

— Нет! Через бар. Угощал от души. А потом, когда мы набрались, о работе заговорил. Мол, не пыльная, за хорошие деньги. Мы согласились. Стали пить ещё. А потом вырубились. Видать, он подсыпал что–то в бокалы. Очухались уже на плато.

Пиза — Семивёрстову:

— О каких общечеловеческих ценностях ты говоришь?! О каком общем знаменателе или среднеарифметическом? У каждого есть что–то своё, что ему дороже всего. Одно время более всего на свете для меня была деревянная на болтах кровать. Я просто в экстаз впадал, когда ложился на её поролоновый матрац. А шляпки болтов у неё никелированные. В солнечный день блестят. А ночами тускло так, интимно светят. И кровать эта два года не скрипела.

О Пизе:

Он истинный южанин, поскольку, прежде всего, выделяется даже среди своих вопиющим вкусом. Одевается, как петух. Яблоки и арбузы ест с солью.

Из подслушанного случайно:

— Что это с тобой, ты такой бледный?

— Голова закружилась.

— С перепою что ли?

— Ни в одном глазу.

— Значит, беременный…

Диалог бомжей:

— А ты откуда взялся?

— Любопытной Варе нос оторвали…

— Отвечай, где живёшь, где твой дом?

— Где–то там, в том районе, — и ткнул пальцем в небо.

— То–то я смотрю, не нашего ты Бога.

— Чего–чего?

— Уж очень ты здоровенький.

— Ты тоже не слабак.

— Но без подсветки от тебя же так и брезжит…

— Брызжет?

— Брезжит рассвет. А на рассвете мне снится сон. Река течёт сквозь глаза. Горбатые мосты над нею, совпадая со своими отражениями в воде, образуют глаза. Сквозь которые и течёт. Я думаю, это скверный сон.

— Но ты ведь не в сквере ночуешь?

— Бывает, что и в сквере.

…Посмотрел я в небо и увидел дверь. И услышал: «Взойди сюда и я покажу, что должно случиться…»

И тотчас я очутился во власти Духа. И перед престолом небесным. На престоле был Сидящий. От Сидящего исходило сияние, подобное тому, какое испускают драгоценные камни: яшма и сардоникс. И сам престол окутывала радуга, мерцающая подобно изумруду.

Вокруг престола стояли ещё двадцать четыре престола поменьше, на коих восседали двадцать четыре старца, облечённые в одежды белые. Увенчаны они были венцами золотыми.

И вот пошли от главного престола молнии, сопровождаемые громоподобными голосами и грохотом сильным. И семь факелов возгорелись перед престолом. То были семь духов Божиих. И простёрлось пред престолом море, прозрачное, словно кристалл.

И ещё стояли здесь четыре существа, исполненные очей спереди и сзади. Первое из них было подобно льву, второе же — тельцу. Третье имело лицо человеческое, а четвёртое создание походило на орла летящего. Каждое из четырёх имело по шести крыльев, покрытых глазами. Живые эти создания непрерывно взывали: «Свят, свят Господь Бог Вседержитель, который был, есть и грядёт!»

Между тем двадцать четыре старца падают ниц перед Сидящим на престоле, поклоняются Живущему веки вечные и, полагая свои венцы перед ним у престола, говорят: «Достоин Ты, Господи, принять славу и честь и силу, ибо Ты сотворил всё и всё по твоей воле существует и создано!»

В деснице у Сидящего на престоле появился свиток, испещрённый письменами с обеих сторон, опечатанный семью печатями. Ангел Могучий провозгласил громовым голосом: «Кто достоин снять печати с этой книги и раскрыть её?»

Но никто не мог ни на небе, ни на земле, ни под землёй, ни под водой раскрыть эту книгу и посмотреть в неё. И я заплакал, что нет никого достойного прикоснуться к этой книге и прочесть из неё.

И тут один из старцев сказал мне: «Не плачь. Вот лев из рода Иудина, из корня Давидова победитель. Он сможет сломать семь печатей и открыть книгу сию».

Все нудисты — импотенты, а нудистки — нимфоманки (надпись на пляжном заборе).

«Свет наших душ желанен аду. Игра с огнём исчадьям бездны люба».