Афоня, или Путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний - [31]

В течение тринадцати лет пиратская эскадра вдовы Чанга контролировала моря у китайского побережья. И только окончательно разуверовавшись в других методах призвать пиратов к хоть какому-то порядку (до этого он все пытался в письмах отговорить их заниматься разбоем), император Цзяцин решился на открытое противостояние, направив против джентельменов удачи китайских морей адмирала Кво-Ланя.

Кво-лань был очень талантливым морским офицером, но не менее талантливой была дочь Синдбада-морехода — вдова Чанга. В решающей битве, длившейся несколько дней, в которой принимало участие около тысячи судов — войска императора были разбиты, а Кво-Лань от стыда, что проиграл баталию бабе, покончил с собой.

После победы вдова Чанга уверовала в свои не только тактические, но и стратегические таланты, предприняла дерзкий набег на континентальный Китай. Более шестисот пиратских джонок прошли вверх по реке Синьцзян, разоряя деревни и угоняя в рабство местных жителей.

Однако и император Цзяцин был тоже не лыком шит. Воспользовавшись тем, что войска вдовы слишком далеко удалились от моря, он послал новую эскадру, которая заблокировала дельту Синьцзяна. Развращенные грабежами и легкой добычей пираты уже не были готовы к серьезному сопротивлению. После долгого противостояния, тщательно, как это умеют мудрые женщины, взвесив все «за» и «против», вдова Чанга все же сдалась на милость императора.

После капитуляции пиратская флотилия была распущена, а сама легендарная пиратка получила высочайшее прощение и, согласно запискам китайских историков, успешно занималась торговлей опиумом до конца своей жизни.

Завязав с морским разбоем, вдова Чанга дала зарок — не выходить больше в море, и чтобы исключить любую борьбу с искушением, выбросила в Желтое море свой талисман — тистикулу джинна.

Что стало дальше с наследниками славного Синдбада-морехода и его дочери отважной пиратки вдовы Чанга, нам не известно. Но скорее всего, как это часто бывает, они были не слишком достойны славы своих предков — немалое наследное состояние промотали, да и предков своих забыли. Ну, тут ничего нового, уж так водится на этой планете. Должна же природа хоть когда-то и на ком-то отдыхать.

Яйцо же джинна Кауры лежит на дне Желтого моря. Если кто найдет кувшин с самим Каурой, и, не дай Бог, выпустит этого злодея, то он обязательно направится на поиски своего тистикулярного достоинства и жди тогда беды, которая начнется не где-нибудь, а именно в водах Желтого и Китайского морей.

Но не надо о грустном. Будем надеяться, что в мире хороших людей в миллиарды раз больше, чем тех, кто готов выпустить джинна из бутылки, Бог даст, у них никогда не будет возможности дотянуться до узилища потустороннего злодея.

Индостан

Вот уже сутки шел Афоня по дорогам Индостана. За ним плелся уставший Квазимодо, из последних сил тащивший на своем горбу спящего Зигмунда. Следом за жеребцом, привязанный к седлу веревкой, плелся пленный звездочет.

Афоне было очень паскудно на душе. Именно сейчас, среди дорожной пыли и в одиночестве, ему стало, ну совсем грустно.

Зачем он отправился за тридевять земель? Что ему нужно в этих очень жарких странах? Быть может надо было в родных пределах поискать какую-нибудь бабку-целебницу, глядишь и подняла бы на ноги брата. А это Древо желаний? И может, его вообще нет на свете и все рассказы о его волшебных свойствах, лишь только сказки.

Ведь, как бы сейчас было хорошо дома. В Твери. Там уже весна. Дороги расквасились, почки на деревьях набухли и того гляди вот-вот взорвутся первой зеленью. Здесь оно тоже зелено, но не той, не нашей любимой юной зеленью, которая всякий раз по весне тревожит душу, когда нет возможности надышаться этим густым пропитанным коктейлем из ароматов: давленных тополиных почек, сырых березовых дров, прелой, отдохнувшей за зиму и уже набухшей соками земли.

Здесь тоже воздух был густой, но замешан он был на других, тропических запахах. Они не хуже и не лучше родных тверских ароматов, они просто другие и… неродные.

Хотел ли он что-то кому-то доказать? Наверное, да. Но это было лишь в самом начале путешествия. Тогда он прежде всего хотел доказать самому себе, что пришел в этот мир не просто так, небо покоптить. И все те неурядицы и неспособность стать купцом, как все в его роду Никитиных, ровным счетом ничего не значат и ни в коем случае не характеризуют его, как человека никчемного. Просто у него есть своя, не купеческая миссия в этом мире. Да и не все на этом свете существует для того чтобы это покупать, а потом продавать дороже.

Себе он все уже доказал, забравшись туда, куда ни один русский купец еще не забирался. И пошел дальше, чтобы увидеть мир в его многообразии. Нет, прошла уже у Афанасия пора, что-либо и кому-либо доказывать, а значит вошел он уже в пору зрелости. Ведь это только в молодости, когда мы еще слабы духом, то чего-то пытаемся доказать, а зрелость духа наступает тогда, когда у человека полностью исчезает эта самая потребность — что-то кому-то доказывать.

А с другой стороны цель ведь у него святая — помочь брату, вылечить его недуг, а для этого можно и на край света сходить. Так что все правильно он сделал. Теперь у брата есть надежда. Вот ведь как обрадуется, родной, если однажды утром проснется, а он уже совсем здоровый и бегать, и прыгать может. Поймет в тот миг, что брат его Афанасий свое обещание выполнил, дошел до Древа желаний и вылечил родного человека.