Афинский яд - [14]

Вот как обстояло дело, афиняне. Мы с Ортобулом заключили договор на совместную покупку рабыни, которая в результате становилась нашей общей собственностью. Это означает, что мы получали на нее равные права. Оплаченный счет на эту покупку представлен среди прочих вещественных доказательств. Я признаю то, что вы, по всей вероятности, услышите от свидетелей: я был очень доволен сделкой, ибо столь дорогостоящее приобретение было мне тогда не по средствам. Юная рабыня, о которой идет речь, — это сикилийка по имени Марилла. Никто не подвергает это сомнению.

Он в упор посмотрел на закутанную в накидку девушку, которую стерегли лучники.

— Но потом — что за несправедливость! Ортобул присвоил эту рабыню и отказался делить ее со мной, имеющим на нее абсолютно такое же право!

Эргокл бросил свирепый взгляд на невозмутимого Ортобула, облаченного в прекрасный белый хитон. Тот стоял и слушал, бесстрастный и полный сурового спокойствия, хотя обвинитель не сводил с него горящих ненавистью глаз.

— Я вновь настаиваю на том, что рабов Ортобула, особенно интересующую нас сикилийку Мариллу, нужно допросить, — объявил Эргокл. — Их показания могут подкрепить мое обвинение, и лишь противозаконное вмешательство Ортобула мешает мне получить эту необходимую поддержку. Я по-прежнему претендую на эту женщину. Ортобул, пытаясь скрыть от суда свою неправоту, будет утверждать, что мы с друзьями вступили в заговор против него. Однажды вечером я действительно постучал в его парадную дверь. Со мной действительно пришли друзья, желая оказать мне поддержку и потребовать выдачи Мариллы. Он скажет вам, что мы пришли с намерением учинить беспорядок и чуть не вломились в дом. Это ложь. Он станет утверждать, что мы подрались с его привратником и повредили входную дверь, пытаясь силой проникнуть в гинекей. И поделом ему, скажу я, ибо Ортобул обошелся с нами бесчеловечно! Но рассудите сами: стали бы мы ломиться в парадную дверь, если бы всерьез хотели пробраться на женскую половину? Нет, мы воспользовались бы черным ходом, не охраняемым и не представляющим собой серьезного препятствия!

Среди зрителей послышались сдержанные смешки, но Эргокла не так-то просто было смутить.

— Мои друзья подтвердят, что мы учтиво попросили Ортобула отдать нам женщину, но в ответ получили от него и привратника лишь брань и побои. Мы вызываем в качестве свидетеля Критона, старшего сына Ортобула, хотя он, конечно, предпочел бы выступить на стороне защиты.

Тут Эргокл вызвал двух своих друзей, которые с разной степенью убедительности подтвердили, что все произошло именно так, как рассказал Обвинитель. Затем вызвали главного свидетеля, старшего сына Ортобула.

Третий свидетель обвинения: Критон, сын Ортобула

— Помню, я услышал какую-то возню у входной двери: пение, стук, возгласы — так обычно шумят подвыпившие гуляки. Но лишь когда меня позвал отец, я понял, что происходит что-то серьезное. Я вышел и увидел этих людей. Я попытался выставить их из дома. Одному я двинул в плечо, другому в грудь, но сейчас я уже не могу сказать, кому — куда. Да, я ударил нескольких людей и несколько раз. Они кричали и ругались, и я решил, что они могут напасть на дом.

Эргокл продолжает свою обвинительную речь:

— Повторяю: мы получили лишь брань и побои. Вы видите, что старший сын Ортобула Критон — рослый семнадцатилетний юноша, вполне созревший для несения воинской службы, и он сам признается, что неоднократно ударил нас. Ортобул отказался удовлетворить наши притязания и выдать нам женщину, как сделал бы достойный, законопослушный муж. Хотя, по свидетельству очевидцев, он неоднократно утверждал, что, женившись, продаст часть своих рабов, дабы разместить в доме челядь супруги. Как разумный человек, он понимает, что не может вечно владеть всеми своими рабами, так почему бы не расстаться с сикилийкой? Видите, афиняне, превыше всего Ортобул ставит плотские наслаждения. В хорошем публичном доме ты получаешь удовольствие и платишь, но Ортобул, считая, что он не такой, как все, желает наслаждаться Мариллой в одиночку и не платить за это ничего. Он должен отдать эту рабыню мне, ибо я уплатил за нее половину суммы. Но он не пожелал внять голосу разума, когда мы пришли в его дом с законной просьбой.

Однако это далеко не все. Ортобул зверски напал на меня, когда мы встретились в доме, который многие из вас знают, но предпочитают не упоминать в приличном обществе. Я говорю о доме вольноотпущенницы Манто, увеселительном заведении для обеспеченных мужчин. Той ночью мы с друзьями захотели поразвлечься. Я признаю это. Мы пришли посмотреть на красивых мальчиков и флейтисток, выпили немного вина — возможно, даже больше, чем немного. Но он — Ортобул — тоже был у Манто. Видите, какую он ведет распутную жизнь, афиняне! Прекрасной Мариллы ему мало, этот сибарит пожелая насладиться и девочками Манто. Но не только это привело Ортобула в публичный дом, я уверен, что он следил за мной, вынашивая свои злодейские замыслы. Увидев этого человека, с которым некогда меня соединяли узы дружбы, я, не подозревая ничего худого, подошел к нему с учтивым приветствием. Я имел полное право сказать то, что сказал. Крылатые слова, как писал Гомер. Я произнес крылатые слова. Я обвинил Ортобула в том, что он украл у меня женщину и заявил, что в любой день могу вернуть ее и наслаждаться ею часто и неутомимо, дабы наверстать упущенное.