Афганский кегельбан - [50]

— У Борьки-то ничего такого не проявляется? — осторожно спросил Таран.

— Пока нет, кажется, — ответила Полина. — А может, мне просто не говорят ничего. Скорее всего он просто слишком маленький еще. Восьмой месяц только идет…

В это время сверху затопали хорошо знакомые Тарану шаги. Топ! Топ! Топ! — при том, что Надька была примерно в одной весовой категории с Полиной, шагала она потяжелее.

Отчего-то Юрке стало ужас как неловко — будто он тут с Полины трусы снимал. И госпожа Нефедова, кажется, застеснялась, хотя в прошлом году, едва познакомившись с Таранами, с первых минут особого стеснения не испытывала.

В общем, на кухне появилась Надька.

КРАТКИЕ ПОЯСНЕНИЯ

Поначалу Таран ожидал чего-нибудь резкого. Хотя, как известно, Надька была женщиной небезгрешной и к тому, что Таран трахает ее подругу Майку в то время, как ее самое дрючит Полянин, относилась весьма терпимо. Но это там, в родном городе, где все они жили в разных квартирах и бесились для полноты ощущений. А здесь, извините, получается коммуналка. Шикарная, правда, безо всяких кавычек, но коммуналка, где две семьи проживают: полная, то есть папа, мама и сын — короче, Тараны — и неполная, то есть мать-одиночка Полина с Борькой. А если еще учесть, что оба мальца от одного отца, то ситуация становится намного сложнее.

Однако никакого кровопролития-мордобития не развернулось. Мадам Таран, напротив, аж просияла, изобразив свою фирменную «буратинскую» улыбку — «рот до ушей, хоть завязочки пришей». И, судя по всему, вполне искренне, не фальшиво.

— Полинка! — воскликнула Надька, обнимая и целуя в щечку свою «подругу-соперницу». — Вот уж сюрприз так сюрприз! Ты что, тут живешь, да?

— Живу, — кивнула Полина с явной растерянностью на физиономии. Одно дело, когда ты с помощью внушения заставляла эту бабенку участвовать в своих извращенских фантазиях, а другое — когда она по доброй воле тебе на шею вешается…

— И давно? — спросила Тараниха.

— С августа…

Таран после этого еще больше пришел в недоумение. Когда Надька втянула его в падекатр с Поляниным и Майкой, он сильно подозревал, что это проделки Полины. Еще минувшим летом, как утверждал Витек, Майка была вполне скромной девушкой и ни о каких групповухах не помышляла. Правда, тогда, в самом начале всей этой приятной пакости, Полина еще не печалилась по поводу утраты своих суперспособностей, и даже поддерживала с Юркой телепатические контакты, когда он в Африке орудовал. Но, оказывается, ее в этот домишко переселили еще в конце лета. Само собой, что сделать это решились только тогда, когда Полину «поставили на предохранитель». Ведь до этого их с Борькой за двумя бронированными дверями содержали! Конечно, судя по тому, что Полина говорила про «тюрьму», тут тоже охрана стоит и без конвоя никуда не отпускают, но, будь Полина при своих прежних козырях, ее эта охрана не удержала бы нипочем. Еще бы помогла выйти и на ручках донесла туда, куда она попросила бы.

— Слушай, Полинка, — полюбопытствовала Надька, — а куда нас привезли, а? Что это за дом такой?

— Знаешь, Надя, — ответила Полина, — я сама не очень в курсе. Могу сказать, что это недалеко от Москвы. Точнее не знаю.

— А ты сама-то, — удивился Юрка, очень рассчитывавший на то, что его супруга хоть что-нибудь помнит, — не помнишь, что ли, как сюда ехала?

— Ни фига не помню, — ответила Надька с неподдельным недоумением на роже.

— Давай так, — спросил Таран, — припомни хотя бы, что было после того, как я из дому вышел.

— Так… — благоверная слегка почесала лоб. — Значит, когда ты отвалил, еще десяти не было. И сказал, что через час будешь, правильно? В одиннадцать тебя нет, и я, точно в соответствии с твоей инструкцией, звоню Птицыну. Так и так, мол, час назад ушел в гостиницу «Турист» в номер 511-й. Генрих все выслушал и говорит: «Ясно. Жди. Перезвоню или подъеду». Жду еще час, волнуюсь, а телефон не звонит. Валерьянки даже накапала. Еще через полчаса, то есть уже полпервого ночи, слышу во дворе что-то тарахтит. Смотрю в окно, грузовик подъехал и твоя «девятка». «Ну, — думаю, — слава тебе господи, нашелся!» Звонок в дверь — Птицын стоит. «Срочная передислокация! — говорит. — Собирай парнишку, одевай и садись в „девятку“!» Я спрашиваю: «А Юрка где? В машине?!» — «Нет, — отвечает, — он уже на месте!» У меня, само собой, фары на лоб. «Что случилось? — спрашиваю. — Юрка цел?» — «Цел, цел, — говорит, — хотя задницу ему, наверно, надрать бы стоило! Собирайся, скоро увидишься с ним». — «А грузовик зачем?» — интересуюсь. «Вещички ваши заберем, — отвечает. — Не бойся, все заберем, ничего не забудем! И вообще, рядовой Таран, вопросы отставить! Выполняйте!» Чувствуется, что не шутит, а всерьез командует. Ну я Лешку подняла, одела, вынесла. Сажусь в «девятку», а там за рулем какой-то парень незнакомый, не из нашей части, но в камуфляжке. Я Птицыну ключ от квартиры оставила, кое-что мелкое они мне в «девятку» загрузили, а потом Генрих говорит: «Езжайте!» «Девятка» поехала, а грузовик еще во дворе оставался. Как по городу ехали — помню, вроде бы даже начало Московского шоссе припоминаю, а потом — заснула. Наглухо отрубилась! И во сне ничего не видела. Как Лешка у меня с коленок не свалился — ума не приложу. Проснулась только, когда уже здесь оказались, да и то не совсем. Вроде бы Лешку несу на руках, а сама почти что сплю. Потом какая-то баба промелькнула, вроде бы рыжая. Проводила сюда наверх, только я все равно ни фига не запомнила. Даже Лешку донести помогла — с ним бы на руках я запросто могла с лестницы сверзиться. Потом вижу, кровать, а на кровати муженек в обе ноздри задувает. Разделась вроде бы, хотела Лешку пристроить — и опять, будто отключилась. Вот только сейчас проснулась. Гляжу: кроватка стоит, в кроватке Лешка спит, а рядом домик, который ты из коробки сделал. Чудеса!