Афганский караван. Земля, где едят и воюют - [4]

Саид Абдулла послал телеграмму своему отцу Ответ был коротким: «Категорически запрещаю».

Мы с Саидом были в смятении. Пришла новая телеграмма: «Жди важного письма». Оно явилось недели спустя. Вождь писал, что думает о переговорах по поводу брака между Саидом Абдуллой и дочерью влиятельного вождя соперничающего племени. Если согласие будет достигнуто, решение отмене не подлежит, ибо у пуштунов помолвка не может быть разорвана. Он указал и на то, что я не мусульманка. Он спросил, происхожу ли я из воинственного горского клана и смогу ли, если потребуется, оборонять форт.

Саид телеграфировал в ответ, что я принадлежу к горскому клану, хочу принять мусульманство и что он ручается в моей способности защищать любой форт!

Ответ гласил: «Если вы с ней уверены, что способны всю жизнь хранить верность друг другу, вступайте в брак и по восточному, и по западному закону, а потом мы сыграем свадьбу здесь, в древней твердыне твоих предков. Благословляю вас обоих! Храни вас Аллах! Даю вам свое разрешение».

На «Ничейную землю»

Согласие вождя успокоило и обнадежило нас, но мой отец по-прежнему и слышать не хотел о помолвке, и целыми днями до поздней ночи мне приходилось выслушивать бесконечные истории о девушках, вышедших замуж за мусульман и увидевших по приезде на родину мужа, что он уже женат, причем, может быть, и не на одной, и что судьба новой жены – рабски прислуживать новым родственникам, пока наконец ей, голодающей или брошенной, не не протянет руку помощи миссионерская организация.

Звучали жуткие истории о британских девушках, таинственно убитых или пропавших без вести. Мне было сказано, что на Востоке всех женят еще в колыбели, что с вероятностью девяносто процентов Саид Абдулла уже состоит в браке, что дома он вернется к диким обычаям своего племени и что либо мне подмешают в пищу толченое стекло, либо меня превратят в прислужницу его родни, женская часть которой будет бешено ревновать его ко мне. Вдобавок меня регулярно будут бить.

Поначалу мне стыдно было пересказывать подобное Саиду, но потом я решила дать ему возможность опровергнуть эти слухи. Он был вполне осведомлен о западных мнениях и сказал мне, что большинство таких историй исходит от женщин, которые вышли за мусульман, считая их принцами и рисуя в воображении роскошную жизнь во дворце Аладдина. А когда оказывается, что нет ни принца, ни дворца, они «пускаются во все тяжкие» с теми случайными местными европейцами, кого им удается на это подбить, и в конце концов, если им везет и хватает бесстыдства, возвращаются на родину, лишенные всяких иллюзий. Большинство знакомых уверяли меня, что на Востоке живут в глинобитных хижинах, ходят полуодетые, что они язычники и дикари.

Саиду, с другой стороны, сородичи втолковывали, что взять западную жену – большая ошибка. Мол, все западные женщины одинаковы: ждут, когда их отвезут на Восток, а там танцуют и пьют со своими соотечественниками, флиртуют с чужими мужьями, и кончается тем, что с ними просто невозможно становится жить. А потом, вернувшись домой, пишут бульварные «воспоминания», которые издатели только рады публиковать.

Саид подчеркивал, что обитатели Хайбера – не индийцы, и, послушав его рассказы о тамошней жизни, я очень захотела разделить ее с ним.

Моя тетя заявила, что у нее, когда она узнала о моих намерениях, было два приступа слабости и несколько обмороков. Она насела на меня, явившись в сопровождении адвоката, типичного дельца и крючкотвора. Он показал мне ее завещание, сулившее мне всё, чем она владела в этом мире, и все ее будущие молитвы в мире ином, если я выйду замуж за того, кому предназначил меня отец. Возражений она и слышать не желала, уверенная, что стремление получить ее солидное состояние перевесит сомнительную перспективу жизни в чужих горах, где у каждого мужчины как минимум четыре жены!

Каждый день в течение недели она приходила ко мне со своим адвокатом. Я так и не вняла ее уговорам, и в конце концов она составила новое завещание, которое мои родители подписали как свидетели. Она оставила всё приюту для бездомных кошек.

Когда мой отец увидел, что я не поддаюсь влиянию, он нехотя разрешил Саиду Абдулле бывать у нас дома. Они стали хорошими друзьями, и не прошло и трех месяцев, как мы поженились. Три влиятельных мусульманина, находившихся тогда в Эдинбурге, пришли к нам домой, и очень простой обряд был совершен в нашей гостиной. Один выступил в роли священнослужителя, двое других были свидетелями. Мне трижды задали один и тот же вопрос:

– Берете ли вы в мужья Саида Абдуллу, сына вождя Секундер-хана, и принимаете ли тысячу фунтов в качестве брачного дара?

Потом настала очередь Саида.

– Берете ли вы в жены Мораг Марри, дочь Джеймса Марри, и согласны ли передать ей тысячу фунтов в качестве брачного дара в любое время вашей жизни, когда она того пожелает, а если она такого желания не выскажет, согласны ли вы, чтобы после вашей смерти это была первая выплата из наследственного состояния?

Трижды прозвучал этот вопрос, и трижды ответ был утвердительным.

Затем спросили двух свидетелей, слышали ли они, как вступающие в брак согласились с условиями контракта, и готовы ли это засвидетельствовать. Прочли главу из Корана, предписывающую сторонам исполнять брачное соглашение и жить во взаимной любви и преданности, после чего соглашение было составлено на бумаге. Мой муж, я, духовное лицо и оба свидетеля подписали его. Церемония была окончена. Она прошла в строгом соответствии с мусульманскими законами (я до этого приняла мусульманство с его простой верой в единого Бога и пророка Мухаммеда).