Афганец (Час шакалов) - [19]

Обе шеренги продолжали стоять на ступеньках, но былое напряжение прошло, можно было расслабиться. Что-то было непонятно Ступаку — как-то обидно, но он не мог разобраться, почему? В одном он был теперь уверен киллер из него пока что не получился, и, удивительно, ему вроде бы полегчало. Словно он спас кому-то жизнь. Может, и свою собственную. Магазин его «узи» остался целым, его следовало беречь и применять только в крайнем случае. Но где же он, этот самый крайний случай, и кто будет это определять? Наверняка не он. С удовлетворением Ступак чувствовал, что раз и навсегда потерял свои личные права, ими уже распоряжаются другие.

А что он — он хотел только ждать и подчиняться. И он ждал, может, час, а может больше, стоя на той же ступеньке, меняя только упор ноги. Ребята вокруг тоже ждали, другой команды не поступало, и Ступак начал думать, что о них просто забыли. Куда там! Полковник в кожанке что-то гаркнул из дверей и они замерли. Ступак ожидал увидеть его еще раз, но вместо него в дверях появились двое в серых пиджаках — высокий и пониже, их тесно обступали парни в масках. Эти двое шли, склонив седые головы, как-то неестественно держа руки за спиной. И только когда они спустились вниз, Ступак увидел на руках блестящие наручники. Тогда ему все стало понятно. Но кое-что стало еще запутанней.

Арестованных увезли в милицейской машине, а они все стояли на ступеньках, ожидали самого. И Ступак думал, что его жизнь куда-то повернулась. Хотя, кто знает, какой еще стороной она еще повернется позже… Все-таки в жизни каждого есть своя сила, порой злая, жестокая сила.

Послесловие

Более сорока лет мы жили по хронометру Василя Быкова. Его повести появлялись в печати с удивительной регулярностью, напоминающую сверхсложную работу астрономических часов. Что же лежит в основе этой работы? Талант? Самодисциплина? Совесть, «абсолютно неизменная, по словам Эрнеста Хемингуэя, — как эталон метра в Париже». Может, и то, и другое, и третье. А еще что-то собственно быковское — ощущение себя в истории и истории в себе.

Василь Быков уже в Великом Времени. Быковский гений открыл Время во всех реалиях нашего земного существования и радикальное утверждение его возможностей, которых до Быкова не знала мировая литература. Это и понятие невозвратимости времени, о чем белорусы знают больше, чем кто-то другой. Это и понятие выбора, сужающееся к дилемме — быть или не быть — нации, языку, самой жизни. Это и понятие абсурда, когда исчезает оптимистическая надежда на счастливое стечение обстоятельств и, как благодать, является чувство реальности и моральной ответственности, понимание слабых человеческих возможностей сопротивления хаосу и величие человеческого духа. В повести «Афганец» все это присутствует в полной мере.

Своевременность появления этой повести в печати — одна из уникальных особенностей быковского творчества. Как же получилось, что повесть, написанная еще в 1998 году, одна из немногих вещей Быкова, не была опубликована в то время? На это были свои важные причины, понятные каждому, кто живет в реальном времени и реальном пространстве.

В конце апреля поворотного в жизни Василя Владимировича 1998 года, когда он был вынужден уехать заграницу, мне сообщили, что он хочет встретиться и поговорить со мной. Не ожидая, когда закончатся очередные чтения в Купаловском музее, вы вышли во двор. Так случилось, что здесь мы встретились со Станиславом Шушкевичем, который окликнул Василя Владимировича и предложил подвезти на своих «Жигулях». Хотя, видимо, у Василя были другие планы, он неожиданно легко согласился. Меня (для конспирации) посадили рядом с водителем, С. Шушкевичем. «Куда?» — «На Маркса»

На Маркса, однако, не остановились, а на повороте у почтамта остановка запрещена, но Станислав Станиславович рискнул. Мы вышли, обошли квартал и очутились около подъезда моего дома. По дороге Василь Владимирович ошеломил меня известием, что вынужден покинуть родную Беларусь, и пояснил, почему: Знаков Беды, круживших вокруг него, его близких, стало чересчур много, чтобы не реагировать на них адекватно ситуации. В подъезде, около почтовых ящиков он передал мне на сохранение папку с повестью. «Эту повестушку публиковать пока что не время. Пусть подождет. Я вам доверяю. Рассказывать об этом никому не нужно». От такого у меня голова пошла кругом — доверие самого Быкова, — но я сдержался от искушения хоть кому-то рассказать об этом.

Уроки конспирации я получил в свое время от матери Алеся Адамовича, старой подпольщицы, и от самого Алеся. Мы, белорусы, все поголовно подпольщики. Иной раз, где надо и не надо. Во время телефонных разговоров, в меру редких, я, отвечая на вопросы Василя Владимировича («Что нового?», «Как лицей?», «Как дети?»), и считал своим долгом сообщить, что «Час „Ш“» ждет своего времени. Так сокращено было самим автором первоначальное название повести, написанное на обложке папки. Название «Афганец» появилось позже, когда сложился план-проспект Быковского восьмитомника, который, к сожалению, так и остался неосуществленным проектом. С согласия Ирины Михайловны Быковой под этим названием и публикуется повесть.