Аферисты - Славные времена - [26]

Нет, решил Альфред Викторович. Чураков застрянет где-то посредине, между небом и землей, и было б неплохо, если б Русский Бизнес состоял только из "Чураковых"

За этими невеселыми размышлениями Альфред Викторович пропустил, не зафиксировал в сознание слезливое и крикливое выступление Матильды, которое было посвящено, кажется, высоким моральным качествам усопшего - прекрасного сына, мужа, и отца Про двух детей от первого брака она лишь намекнула, но благоразумно не заостряла на них внимания. Альфред Викторович в свою очередь знал, что Вера (первая жена с детьми) после развода тут же убыла в Австралию, удачно вышла замуж и растворилась в житейском море. А Чураков плюнул на исчезнувших потомков, и с Ниной твердо договорились - в двадцать семь она начнет рожать детей. Троих....

Не получилось.

Перед тем, как вокруг могилы вспыхнул пылкий и громкий скандал, успели выступить Губернатор области и пророкотал густым басом милицейский чин Афанасьев. Он рубил фразы казацкой шашкой, выговаривал в каком-то четком ритме, так что речь его помимо собственного желания выстраивалась в стихи.

Ушел наш друг.

Печали много.

Но жизнь он прожил здесь не зря.

Он всем пример.

Таких у нас немного Был честен он и это всем пример.

А потому его мы не забудем.

Я это говорю для тех, кто счас дрожит.

Такие есть здесь, их я знаю И скоро с ними я поговорю.

Семье - поможем.

Нина, ты не бойся.

Его дела остались нам в наследство.

Спи, друг, спокойно.

Они за все заплатят.

А память о тебе у нас всегда с собой.

Альфред Викторович предположил, что у кого-то из присутствующих от этого монолога Афан-Шерифа должна была морозная сыпь на коже выступить.

А потом начался скандал - громадный полированный гроб не пожелал опускаться в слишком узкую для него щель могилы. Один из могильщиков пьяно закричал на все кладбище.

- А потому, что не по русски все это! Это же не гроб, а целый автомобиль!

Гном с Ружьем, не раздумывая, дал ему в ухо, от чего могильщик полетел мордой в грязь, но встал и заорал ещё громче.

- Я тридцать лет принципиально православных и евреев хороню! Ни разу промашку не давал, а тут хрен знает что! Окошко в гробу сделали! Куда ему смотреть? А нам в гроб заглядывать не положено! И у евреев не положено! Вы тут русские да евреи собрались, или жиды какие?!

Альфред Викторович хотя и не видел, но понял, что в крышке гроба по последней моде сделали застекленное окошко, что, действительно, по русскому обряду было не положено. Если дело касалось евреев, то они, насколько знал Альфред Викторович, обходились на похоронах вообще без гробов, ограничиваясь одним саваном. ( Кстати сказать, сам Альфред Викторович, как и могильщик, очень четко делил семитов на евреев, которых беспредельно уважал, и "жидов" - к которым относил и часть русского, украинского, английского, польского племен, и эту публику презирал с предельной страстью своей натуры.)

Но скандал погас, не успев достигнуть настоящего накала - могильщику заткнули пасть очередным крепким тумаком, неизвестно откуда выскочил Ишак, скинул меховую куртку, схватил лопату и, как был в прекрасном черном костюме - так и прыгнул в могилу. За пару минут быстро и мощно выровнял лопатой стенки, выпрыгнул наружу, и через несколько секунд громадный полированный ящик опустился ниже уровня земли.

Альфред Викторович спез с монумента герою-летчику и потянулся в очередь бросить на гроб друга последнюю пригоршню земли. Когда пришел его черед, то могилу засыпали уже чуть не до половины. Нина и её окружение продолжали стоять у изголовья и вдова четко, с интервалом в сорок секунд повторяла.

- Милости прошу, к нам на поминки.

Выглядела она, учитывая обстоятельства - просто ослепительно. Свободное, струящееся черное платье под коротким жакетом, казалось только ещё больше подчеркивало крутые бедра и тонкую талию. Высокая грудь ритмично приподнимала большой серебряный крест на цепи, темно-синие глаза сверкали за сеткой черной вуали.

Альфред Викторович очень боялся встретится с ней взглядом, но тем не менее заставил себя поднять голову и даже жалко улыбнуться в её неподвижное лицо. И чуть не закричал от радости, когда Нина чуть опустила веки, в зрачках её промелькнул свет, но ни злости к себе, ни осуждения Альфред Викторович не почувствовал. Он слегка кивнул головой в ответ на приглашение к поминкам и отошел в сторону, успокоенный. Но не очень - поскольку милицейский чин Афанасьев не только вперился в него тяжелым взором, но даже что-то буркнул весьма недружелюбное.

М-да... Как там не выкручивай событий, но они вовсе не кончались на моменте панихиды, и это было настолько очевидным, что любой другой разумный человек разом отправился бы домой. Но Альфреду Викторовичу разума в данном случае явно не хватило, да и то сказать: что его ждало дома? Ствол заряженного картечью ружья, нацеленный в грудь?

Кладбищенские ворота он миновал едва ли не с самой последней толпой процессии, от углубленных размышлений был рассеян, а потому несколько потерял контроль над происходящим, что оказалось ошибкой.

До виллы Чураковых, где собирались поднять последнюю рюмку в его память, от кладбища было километров шесть, а потому вдоль дороги выстроились автобусы и автомобили всех мастей - чистенькие и блестящие, словно в автосалоне. Люди рассаживались в транспорт, каждый по своему рангу - приближенные к личности усопшего ныряли в сверкающие лимузины, прочая рвань занимала места в автобусах. И, к сожалению, Альфред Викторович не сразу приметил, что уже здесь происходит некоторая сортировка народа кому, где и какое место занять. Он прицелился было в большой и красивый автобус "мерседес" фирмы "Ритуал", но его мягко подхватили под руку и указали.