Аферистка - [17]

— Нужно вызвать полицию, — снова раздался голос одного из зрителей.

— Убей их, — сказала я.

Кинг-Конг протянул руку и помог мне подняться, не пуская глаз с вооруженного бандита. При этом в отличие от меня мой спаситель казался совершенно невозмутимым. Я же дрожала всем телом и клацала зубами. Луна ярко освещала всю сцену, и зрители не расходились, ожидая, что будет дальше. Лежащий на земле бандит жалобно стонал, он получил рану в бедро. Мои губы и щеки занемели, разбитое при падении колено сильно ныло. Я заметила, что потеряла одну туфлю. Сняв вторую, я швырнула ее что было сил в стоявшего рядом с машиной бандита с ножом, стараясь попасть ему в живот. Он громко закричал, и у меня тут же прошла дрожь. Я отбежала от него на безопасное расстояние, опасаясь, что он накинется на меня.

— Пойдем, — сказал Кинг-Конг и взял меня за руку.

Шум привлек еще нескольких прохожих, которые остановились на почтительном расстоянии от места происшествия. Проходя мимо зевак, я окинула презрительным взглядом помощника повара, Альфреда и туристов.

— Неужели они вот так просто уйдут! — промолвил один из них, и я плюнула ему под ноги, хотя при этом почувствовала острую боль.

Мой плевок попал ему на ботинок. Я ощущала необыкновенную легкость во всем теле и не замечала холода, ступая босыми ногами по мостовой. Помощник повара протянул мою туфлю, но мне она была не нужна, и я прошла мимо.

У Кинг-Конга была теплая, сильная рука. Когда мы отошли от ресторана на порядочное расстояние, я спросила, как его зовут.

— Генрих Глоббе, — ответил он.

— Спасибо, Генрих.

Генрих улыбнулся. Его голова казалась непропорционально маленькой, а глаза слишком близко посажены. Со ртом у него было все в порядке, но сломанный нос портил картину. Он походил на сильно вымахавшего, искалеченного в драке мальчишку-переростка. И хотя я не могу пожаловаться на рост, я была ему по плечо. Я не знала, куда мы идем, полностью доверившись своему спутнику. Генрих часто захаживал в наш ресторан, но я до сегодняшнего дня не обращала на него никакого внимания. Он всегда вел себя тихо, не бузил, не лапал официанток и не предлагал им шнапса. Возможно, он старался вести себя незаметно, потому что был великаном и стеснялся своего исполинского роста.

У наших соседей в доме рядом с виллой был дог. Однажды я наблюдала, как маленький йоркширский терьер своим агрессивным лаем поверг его в полную растерянность. Дог удивленно смотрел на карлика, не зная, что делать. Йоркширских терьеров раньше в основном держали британские рабочие. Эти собаки были большими и сильными и охотились на крыс в домах рабочих. Но затем заводчики собак стали в угоду моде выводить породу низкорослых маленьких йоркширских терьеров. Однако глупые животные не поняли, что с ними произошло, и продолжали считать себя гигантами. В результате этих изменений победили крысы.

— Куда мы идем?

— Ко мне. Там ты сможешь принять ванну, а я приготовлю завтрак. Я живу на соседней улице.

Взглянув на мои босые ноги, он подхватил меня на руки.

— Смотрите-ка, Кинг-Конг поймал белую женщину, — с усмешкой проговорила проститутка у дверей борделя.

Генрих молча пожал плечами и прошел мимо. Мне было приятно сознавать, что меня несут на руках. Порт тем временем просыпался и оживал. Генрих жил в многоквартирном доме. Подойдя к нему, он открыл дверь, не отпуская меня. Его квартира находилась в бельэтаже и состояла из двух комнат, ванной и кухни. Небольшое, но уютное жилище очень понравилось мне. Генрих с гордостью показал свою квартиру, в которой, по-видимому, жил один. Я подумала, что к нему, наверное, не часто приходят гости. В комнате, к которой примыкала крохотная кухня, стояли диван, кресло, стол и стул. На стенах висели плакаты с фотографиями боксеров. Среди них я узнала Генриха. Он был снят в пору своей юности. Сейчас трудно определить его возраст. Ему можно дать лет 30–40. Однако у него сохранилось детское выражение лица, и это казалось странным в таком огромном мужчине. Генрих производил впечатление глуповатого человека, и это впечатление усиливала его манера речи. Он говорил медленно, мучительно подыскивая слова.

— Ты был боксером?

Он бросил мне пару шерстяных носков.

— Да. Раньше. Я неплохо дрался, но мне не нравилось, что все вокруг лгут. Им нужны только деньги.

Генрих поставил мою сумочку на стол с целой стопкой журналов «Плейбой». Он даже не подумал убрать их.

— Ты можешь пока принять ванну, — сказал Генрих, — а я сварю кофе и схожу за свежими булочками. В шкафу ванной комнаты есть йод и пластырь.

Мне нравилось общаться с человеком, который произносил минимум необходимых слов. Он открыл кран в ванной комнате, дал мне полотенце и купальный халат, а затем удалился на кухню. Раздеваясь, я услышала, как за ним захлопнулась входная дверь. Ванна в квартире Генриха большая, старомодная, в ней можно вытянуться. Бросив взгляд в зеркало, я увидела бледное лицо с большими глазами и разбитой нижней губой. Черные волосы слиплись от грязи — я упала в лужу.

Я помазала йодом губу и разбитое колено. Мне было больно. Но могло быть и хуже, как выражались обитатели портовых улиц, когда наступали на кучу дерьма. Отец, глядя на меня сейчас, выразился бы по-другому. «Вондрашеки не приспособлены к жизни в жестоком обществе», — сказал бы он. Сейчас отец, наверное, лежал в чистой уютной постели, на тонком белье и не испытывал никаких угрызений совести. Для него в жизни имело значение только одно — деньги.