Афера - [18]

— Все верно.

— Это же огромные деньги.

— Но и ужин роскошный.

Лорен улыбается, обнажая безупречно ровный ряд белых зубов. Она наконец снимает очки, и я вижу ее глаза, сине-зеленые кошачьи глаза.

— А вы умеете торговаться.

— Не особенно, — возражаю я. — Как раз этого умения мне всегда недостает.

— Так вы возьметесь за работу?

— Знаете, я ведь мог бы взять все деньги себе, не оставив вам ни цента.

— Но тогда бы вы потеряли все шансы.

— Шансы? На что?

Мы встречаемся взглядами, и я наконец осознаю, что без ума от нее.

5

На жаргоне аферистов «завлекала» — это человек, который втягивает жертву в аферу. Он в буквальном смысле завлекает его. Как правило, завлекала играет на жадности жертвы, его тщеславии или половых инстинктах. Или же и на том, и на другом, и на третьем.

6

Серьезные аферы сродни восхождению на Эверест. Главное в этом деле — подготовка. Успех ведь зависит не столько от умения карабкаться по горам, сколько от хорошей подготовки. К началу восхождения результат уже предопределен. Есть ли у вас все нужное, чтобы разбить лагерь? Удалось ли вам нанять лучшего проводника из местных? Все ли у вас в порядке со здоровьем? Не пожалели ли вы денег на первоклассную экипировку? Можете ли довериться тем, с кем идете?

Прежде чем красть двадцать миллионов долларов, я должен убедиться, что тылы у меня надежно прикрыты. Нельзя, чтобы моего сына избили или вообще убили, пока я буду проворачивать аферу. В первую очередь я должен обезопасить Тоби.

Как убедить гангстера не убивать твоего сына? Все просто — сделай так, чтобы перед ним замаячила перспектива нагреть руки. Сначала необходимо встретиться с ним лицом к лицу. В случае с Андре Сустевичем, Профессором, дело нехитрое — надо просто позвонить в дверь.

У Сустевича особняк в районе Пасифик-Хайтс. Он как-то признался журналистам, что обосновался в Сан-Франциско, поскольку этот город похож на Москву — такой же серый, холодный, гнетущий. По дороге к его резиденции я думаю, что из окон собственного дома в Пасифик-Хайтс Сан-Франциско не казался бы мне таким уж мрачным. Дом Сустевича построил один железнодорожный магнат в 1980-е годы. Резиденция, избежавшая землетрясения и пожара 1906 года, занимает целый квартал. Великолепной работы фронтоны, башенка в углу, нарочито богатая внешняя отделка — классика викторианского стиля. Дом выкрашен в ярко-желтый цвет — наверное, чтобы разгонять тоску, от которой, видимо, никуда не деться, когда живешь в шестнадцатикомнатном особняке с прекрасным видом на залив и мост «Золотые ворота».

Я оставляю машину на улице и иду к дому. Он окружен садом с деревьями, чьи кроны фигурно подстрижены в форме животных — лебедя, кабана, слона — всех, кого хочется либо убить, либо съесть. Сад окружен кованой решеткой. У ворот стоит громила в костюме, сидящем на нем как шкурка на сардельке. В ухе у него миниатюрный наушник и микрофон. Вид при этом — как у хоккеиста в тиаре.

— Здравствуйте, — приветствую я его. — Я пришел поговорить с Андре Сустевичем.

— Вы договаривались о встрече? — спрашивает он с явным русским акцентом.

— Нет, — признаюсь я, — но вы не могли бы передать, что пришел Кип Ларго? Я отец Тоби Ларго, и мне бы хотелось заплатить мистеру Сустевичу один миллион долларов.

Охранник кивает, словно сюда каждый день приходят незнакомые люди и предлагают миллион долларов. Он подносит микрофон ко рту и что-то говорит по-русски. Я различаю слова «Кип», «Ларго» и «Тоби», но не могу ручаться, что остальные русские слова не означают «жалкий старикан» и «горе-сын».

Буквально через мгновение охранник отрывается от микрофона.

— Мистер Сустевич поговорит с вами, — сообщает он. — Пройдемте со мной.

Он со скрипом открывает ворота. Я вхожу в сад. Из дома появляется еще один русский громила. У него короткие светлые волосы и огромные плечи. У меня такое ощущение, будто я очутился в русском тренажерном зале.

— Поднимите, пожалуйста, руки, — просит меня блондин.

Я слушаюсь. Он хлопает меня по груди и спине. Осторожно ощупывает мошонку. Меня подмывает успокоить их, объяснив, что орудие там есть, но я им уже лет пять не пользуюсь. Не обнаружив ни оружия, ни бомбы, блондин приглашает меня в дом.

Войдя, мы попадаем в просторный двухэтажный зал, вымощенный мрамором. Поскольку в бытность мою богатым человеком — это продолжалось месяца два — я присматривал себе похожий дом, я знаю: это итальянская плитка Каррера стоимостью сто сорок долларов за квадратный метр. Широкая винтовая лестница ведет на второй этаж, где стоит диванчик, с которого можно наблюдать за входом.

Как только мы заходим, блондин останавливается.

— У вас есть мобильный телефон? — поворачивается он ко мне.

Поначалу я думаю, что ему надо позвонить — быть может, в Минск по личному делу. Только потом до меня доходит. В мобильник можно запрятать кучу электроники. Жучки, радиолокаторы, камеры. Я вытаскиваю свою «Моторолу» и отдаю ему.

— Когда вы будете уходить, я вам его верну, — обещает он.

«Да уж, вернешь, никуда не денешься», — думаю я, вспоминая о двух сотнях долларов, которые выложил за мобильник, когда тот только появился в продаже.

Блондин ведет меня в большую комнату с широкими окнами, из которых открывается вид на сад, холм позади него и залив Сан-Франциско. В тумане видны очертания моста «Золотые ворота».