Аэропорт - [17]

— Может, вам что‑нибудь принести? Чаю? — спросил Алексей.

Голос молчал. Уснул? Или?..

Алексей нагнулся над мешком, чтобы пощупать шею раненого, и, услышав храп, пошел в свой угол. Достал из маленького ранца лэптоп и начал заливать фотографии с флешки.

Среди присутствующих вояк специалистом по чеченцам считался только Бандер, после майских боев в КАПе. Ну а если кто в этой комнате и был реальным объектом кавказской кровной мести, так это Алексей. Но об этом, кроме него самого и того, кто жаждал ему отомстить, никто не знал.

Ну, уж если пошел такой разговор, то здесь следует взять паузу в повествовании и рассказать о том, что происходило в Чечне, одной из северокавказских, преимущественно мусульманских провинций сначала Российской империи — в XIX веке, а затем Советского Союза и России.

Война 1999–2000 годов была второй за пять лет в этой республике и определенно имела две цели. Первая — привести в России к власти нового президента, у которого в бытность его кандидатом — наследником первого президента постсоветской России Бориса Ельцина, в первые дни после сенсационного назначения рейтинг доверия зашкаливал аж за целых два процента. С этим нужно было срочно что-то делать. Сделали войну. Второй, сопутствующей, задачей было жестоко и максимально кроваво наказать непокорную Чечню в назидание остальным, чтобы почувствовали, что в доме появился хозяин.

Чечня стремилась к независимости от России, скорее всего, для того, чтобы создать свое маленькое средневековое феодальное государство, живущее по понятиям, так называемым адатам — сводам местных неписаных законов, в дополнение к исламу.

Идея войны с Чечней была крайне непопулярна в народе после сокрушительного поражения в первой войне 1994–1996 годов. Тогда Россия, будучи не в состоянии ни политически, ни экономически позволить себе долгоиграющую войну, была вынуждена в 1996-м подписать унизительное мирное соглашение, фактически гарантируя Чечне независимость. При этом, однако, восставшая республика формально оставалась в составе России.

Для того чтобы российский народ одобрил новую войну, нужны были неслыханные зверства, и они удивительно вовремя, накануне новой президентской кампании, случились. Осенью 1999 года в течение нескольких ночей были взорваны жилые многоэтажные дома, два в Москве и один в Волгодонске. Десятки людей погибли.

Неделю спустя чуть было не взлетел на воздух еще один жилой многоэтажный дом, теперь уже в Рязани. Но бдительные жильцы дома вовремя обнаружили неладное, вызвали милицию, а та, в кои‑то веки, вскорости задержала с поличным — мешками с гексогеном и боевым взрывателем в подвале дома — двух злоумышленников, мужчину и женщину, оказавшихся (вот это сюрприз!)... действующими офицерами Федеральной службы безопасности России.

Через час после сенсационного задержания директор ФСБ объявил по телевизору, что это были всего лишь секретные антитеррористические учения, что в мешках был не гексоген, а сахар, что взрыватель был муляжом. Поверили ему зрители или нет, не имело большого значения, — российские самолеты уже бомбили Чечню.

В ходе последовавшей за этим антитеррористической операции, которую иначе как войной никто не называл, десятки тысяч мирных жителей Чечни, тысячи российских милиционеров и военнослужащих и тысячи местных боевиков погибли. Грозный, столица Чечни, был стерт с лица земли. Главными российскими телеканалами эта бойня была преподнесена как славная и быстрая победа Кремля. И в течение короткого времени в этом самом Кремле поселился новый президент, чей рейтинг доверия вспух на выборах аж до пятидесяти двух процентов, если верить подсчетам. Так для последнего цена войны равнялась пятидесяти процентам, то есть десяткам тысяч людей было за что умирать...

По телеку все закончилось в аккурат перед президентскими выборами молниеносной победой русского оружия. Вне телевизора война, однако, продолжалась еще долго, озлобив обе стороны до такой степени осатанелости, что военные преступления, а иными словами — зверства с обеих сторон, уже никого не удивляли.

В июне 2000 года отряд российских морпехов на трех БМП попал в засаду под Ведено. Алексей был с отрядом. Ему повезло. Он был в гражданке, без оружия. Всех остальных убили. Тех, кто попал в плен, раненых или нет, добили на месте. Перерезали горло. Алексею всего лишь разбили голову прикладом. Он потерял сознание. Очнулся на дне вонючего зиндана с нестерпимой болью во всем теле, не только в голове.

Засадой руководил известный командир особо дерзкой банды боевиков Шамиль Бараев, родом из Ведено, куда и доставили Алексея. Они прочли, что по документам он американский фотограф. А по паспорту — русский. Паспорт перевесил. Били по нему. И по морде тоже. Сказали — шпион, и бросили в яму. Кормили отбросами. Из ямы не поднимали. Сказали, потребуют выкуп.

Первый раз подняли наверх недели через три, привели в какой‑то сарай, остро пахнущий свежим навозом. Двое держали его за руки, когда вошел третий, кривоногий, с рыжей бородой и лысой головой. Вошел вразвалочку, как краб, расставив ноги и руки. Так, по мнению Алексея, вообще было принято ходить на Кавказе, если на тебе военная форма, а в руках автомат или пулемет.