Аэрокондиционированный кошмар - [42]

, как говорят французы.

Арканзас и Великая пирамида

Арканзас — большой штат. Он должен быть таким, иначе де Сото, открывший на Юго-Западе все, что стоило открывать, прошел бы мимо него, не заметив. За девяносто лет до пилигримов, высадившихся в Плимуте, испанцы, тоже белые люди, побывали в этом краю. Прошло больше ста лет со смерти де Сото, прежде чем белые люди снова вступили на эту территорию, которая была принята в союз на правах штата только в 1836 году. Тогда на весь штат насчитывалось не более 60 ООО жителей, сейчас его население составляет 2 ООО ООО человек. Арканзас сражался на стороне Конфедерации — еще одно очко в его пользу. В Литтл-Роке до сих пор можно видеть здание Старого Капитолия, один из изящных образчиков американской архитектуры. Чтобы вполне оценить это здание, достаточно взглянуть на уродину, воздвигнутую в Де-Мойне. Уилл Роджерс, этот великий американец, чьи достоинства начинают теперь соперничать с Марком Твеном и Эйбом Линкольном, был достаточно высокого мнения об Арканзасе, чтобы найти себе жену из этого штата, уроженку городка, носящего его имя. Существует множество фактов и исторических личностей, заставляющих с почтением отнестись к Арканзасу. Остановлюсь лишь на следующих: на том, что самые большие дыни в мире, некоторые из которых весят по 160 фунтов, выращиваются в Хоупе, Арканзас; что единственные в Соединенных Штатах алмазные копи находятся вблизи Мерфрисборо в юго-западном углу штата; что самый большой в мире персиковый сад (17 ООО акров с полутора миллионами деревьев) расположен там же; что округ Миссисипи производит хлопка больше, чем любой округ во всей стране; что 99 процентов жителей этого штата — чистопородные потомки американских пионеров, многие из которых перебрались сюда с Аппалачских гор; что в простом бревенчатом домике, когда-то школе, а теперь музее в двух милях к югу от горы Гэйлор учительствовал в свое время Альберт Пайк. Скольжу по этим интереснейшим фактам и задерживаюсь на именах лишь двух людей, уже умерших, о которых многие американцы никогда не слышали. Один из них — бригадный генерал Альберт Пайк, бывший одно время Великим Командором «Древнего воспринятого шотландского обряда вольных каменшиков Южной провинции США», другой — «Серебряный» Уильям Хоуп Харвей, строитель так и не построенной пирамиды вблизи Монти-Ни, штат Арканзас.

Впервые я услышал о нем в доме судьи Макханея в Литтл-Роке. «Серебряным» Харвея прозвали по ассоциации с Уильямом Дженнингсом Брайаном той поры, когда тот ратовал за «свободную чеканку серебра». Харвей, по мнению многих, был одним из тех эксцентричных, независимых, свободомыслящих людей, которые отваживаются на собственные мнения, тип, почти начисто вымерший в нынешней Америке. Он, кажется, сколотил кое-какое состояние, торгуя написанной им самим книгой (бумажная обложка, 224 страницы с иллюстрациями, по цене четверть доллара за экземпляр), которую он без всяких-яких так и назвал «Книга». Книга трактовала проблему воздействия ростовщичества «на государственный организм с момента рождения цивилизации до настоящего времени и проблему разрушительной силы финансовой системы, базирующейся на Ростовщичестве (Ростовщичество — всегда с большой буквы!), в Соединенных Штатах и во всем мире». В начале тридцатых годов Харвей, потеряв всякую веру и в демократов, и в республиканцев, стал готовить съезд для создания Новой партии. В газете, названной им «Трубный зов» (подписка все те же 25 центов в год), есть любопытное сообщение импровизированного Национального комитета, который, правда, оказался, насколько я могу судить, мертворожденным плодом. Так вот, там Харвей предлагал, чтобы место для проведения Национального конвента его новой партии было выбрано только к западу от Миссисипи. Довольно знаменательное свидетельство все ширящегося раскола между Востоком и Западом этих самых Соединенных Штатов. Насчет делегатских мандатов на конвент у Харвея имелась не менее оригинальная идея. «Заявление о приеме любой общины, любой организации, а также людей, находящихся на государственной службе, должно быть сопряжено со сдачей ими определенного экзамена», — объясняет он в своем «Трубном зове». «Хотя не будет времени для проведения обычных для желающих стать делегатами конвента проверок, всё же практика, заменяюшая подобные экзамены, должна заключаться в подаче письменного и подписанного заявителем подтверждения, что он осведомлен и имеет ясное представление о тех вещах, которые могли бы стать предметом личного экзамена». Тут Харвей и выдает свой блестящий замысел: упомянутые делегаты вместо экзамена обязаны прочитать его книгу «Книга» и тем самым оказаться пригодными. «Это, по нашему убеждению, единственная книга, — формулирует он, — содержащая подлинные исторические данные (о Ростовщичестве и взлетах и падениях цивилизаций); если заявитель прочел «Книгу», это означает, что он владеет той суммой знаний, которая необходима для участия в конвенте».

Нечего и говорить, что затея с конвентом окончилась полным провалом. Но неудачником «Серебряного» Харвея я никак не считаю, хотя имя его уже забыто, а грандиозная идея пирамиды погребена меж затрепанных страниц двадцатипятицентовой брошюрки «Книжка пирамиды». Благодаря счастливому знакомству с неким любезным арканзасским джентльменом из городка Роджерс я выкопал и приобрел один из трех или четырех уцелевших экземпляров этого удивительного документа. Я буду то и дело обращаться к тексту этой книженции, чтобы объяснить суть замысла Харвея, частично, добавлю, реализованного, хотя сама пирамида так и не была воздвигнута.