Адъютант Бонапарта - [55]

В гипотезе о том, что Бонапарт действительно мог опасаться критики Сулковского, меня утверждает информация, которую я обнаружил у известного историка наполеоновской эпохи Фридриха М. Кирхейзена. Спустя неполный год после смерти Сулковского Бонапарт покинул Египет в величайшей тайне от армии, не простившись даже с генералом Клебером, которому он письменно передал командование. Известный своей честностью Клебер был, как и Сулковский, очень критически настроен ко многим действиям Бонапарта в Египте. Приняв командование, он направил Директории рапорт, в довольно мрачных тонах, описывая состояние оставленной ему армии и страны. К несчастью, рапорт этот попал в руки Бонапарта, который к тому времени успел стать главой государства. «Первого консула искренность Клебера не возмутила, – пишет благожелательный к Бонапарту Кирхейзен, – он оставил его командовать». Эти последние слова историка звучат несколько странно, если учесть, что Клебер уже в сентябре 1798 года просил у Бонапарта разрешения вернуться во Францию и что вскоре после отправки этого критического рапорта он был убит в Египте мусульманином-фанатиком Солейманом.

Но возвращение Сулковского в Париж могло быть для Бонапарта неудобным не только из-за его возможных выступлений перед Директорией. В политической игре, которая предстояла будущему диктатору во Франции, ему нужны были преданные, слепо послушные солдаты вроде Жюно, Дюрока или Лавалетта. Неотступный адъютант, радикал и друг якобинских генералов, был бы в этой игре только помехой.

Все вышеизложенные соображения приводят к одному выводу: если даже трагическое событие 22 октября 1798 года было совершенно случайным и вину за него никто не несет, то, во всяком случае, многое говорит за то, что именно такая развязка отвечала настроениям как Сулковского, так и Бонапарта.

Перед роковым по его последствиям восстанием в Каире имели место два незначительных факта, которые наверняка еще больше усилили удрученность Сулковского.

В первых днях сентября вынуждены были покинуть Египет «из-за подорванного климатом здоровья» три добровольца-легионера: полковник Юзеф Грабинский, майор Юзеф Шумлянский и капитан Антоний Гауман. Это были офицеры продепутатской ориентации, старые приятеля Сулковского. Грабинский ездил когда-то по его поручению связным в Валахию, к создаваемым там легионам.

Протекции Сулковского все трое были «обязаны» своему участию в египетской экспедиции. Невеселым должно было выглядеть это расставание четырех израненных польских офицеров. И если у кого-то были в это время так называемые «дурные предчувствия», то они быстро я в точности сбылись. Сулковский погиб через несколько недель. Три легионера, «захваченные в пути турецкими корсарами, были брошены в Семь башен и подвалы Терсаны стамбульского арсенала». Молодой отважный капитан Гауман не выдержал страшной турецкой тюрьмы и умер в Стамбуле, двум выжившим после нескольких лет мучений удалось оттуда выбраться. Полковник Грабинский впоследствии попал на Сан-Доминго, майор Шумлянский во времена Варшавского Княжества был адъютантом князя Юзефа Понятовского.

Другим фактом, несомненно тягостным для Сулковского, была неожиданная отмена поездки к Суэцу. Мы знаем от Скалковского, что автор прокладки каналов в рыдзынском «княжестве» чрезвычайно интересовался восстановлением водного пути фараона Нехо из XXVI династии и нетерпеливо ожидал научной экспедиции. К сожалению, поездка ученых и инженеров в Суэц состоялась только в конце декабря 1798 года, то есть через два месяца после смерти Сулковского.

Восстание в Каире началось 21 октября. Недовольство египтян действиями оккупационных властей нарастало уже давно, но истинной причиной бунта явилось известие, что Турция объявила войну Франции, «военачальник которой беззаконно захватил самую важную провинцию Оттоманской империи». С этой минуты окончательно развеялась внушаемая Бонапартом фикция того, что война ведется только с мамелюкскими беями. Воюющей стороной стало население всего Египта. Первой продемонстрировала это столица страны: фанатичные жители предместий и крестьяне из окрестных деревень восстали против французских оккупантов. Ранним утром собравшийся в мечети Цветов повстанческий комитет объявил о священной войне с захватчиками. «Пусть все, кто верит в единого бога, направляются к мечети Аль-Азхар. Настал день расправы с неверными, пришла пора отомстить за наши обиды, смыть позор, который нас покрывает».

Известие о восстании застало Бонапарта врасплох на одном из нильских островов под Каиром, где. он обсуждал с генералами последние детали подготавливаемого похода в Сирию. На обратном пути в свою штаб-квартиру на площади Эсбекия он самолично убедился в положении в городе. Площади и улицы заливала воинственная вопящая толпа. В одной из уличек, прилегающих к площади Эсбекия, военачальника франков и его эскорт забросали камнями. В штаб-квартире он застал тревожные донесения. Глава Египетского института Монж, осажденный в здании института, в квартале Насрие, писал: «Мы в опасности. Пришлите как можно скорее помощь. Они подходят с двух сторон, отрезают нас, а нас всего лишь двадцать пять человек…» Из других районов доносили, что главный центр восстания возле мечети Ал-Азхар и что повстанцы убили французского коменданта города генерала Дюпюи.