Адрес личного счастья - [59]

Шрифт
Интервал

— Позволь, а как же вы такого человека поддерживали, а?.. Я-то его мало знал, но впечатление он произвел неплохое… Так… разве что… высокомерен…

Ревенко вздохнул, и пауза долго висела в кабинете. Наконец он со вздохом произнес:

— Василий Петрович…

— Что Василий Петрович? — резко повысил голос Грищак, не принимая этого намека на отношения Мазура и Бутырева. — Сам проморгал, а теперь за Бутырева хочешь спрятаться! — И тут же смягчился. — Ладно! Спрашиваю тебя как коммуниста, только не виляй! Такое решение на пользу дороге?

Ревенко развел руками.

— Тогда мне уходить надо… если какое другое… значит…

— Ну смотри, Александр Викторович! В случае ошибки я сегодняшний разговор тебе припомню очень серьезно. Хорошо подумай! Судьбу человека решаешь!


А Нырков в это время уже звонил в ЦК профсоюза, Егорову.

— Семен Михайлович? Нырков беспокоит. ЧП у нас на дороге!

— Что случилось?

— Стотысячный коллектив магистрали отказал Мазуру в доверии.

— Не понял вас. Это в связи с крушением на сорок шестом километре?

— Вообще мы крепко ошиблись, Семен Михайлович, в этом человеке… слишком уж подняли… Ну и началось у него, как это… звездная болезнь. Не выдержал испытание славой. Зазнался, стал допускать факты аморального поведения… Мы тут разбирались подробно…

— А конкретно?

— С квартирами, например. Разбазарил жилой фонд. Раздавал направо и налево квартиры, будто из собственного кармана. Перестал считаться с руководством, жалобы от народа идут. Прикрываясь мнением обкома партии, стал выполнять «левые» работы. За вознаграждение построил заводу «Ударник» подъездной тоннельный участок пути. С управлением не счел необходимым согласовать, а мы теперь ломаем голову, как взять на баланс эту ветку. В плане отделения такой работы не было. В моральном аспекте ведет себя неправильно. Партийная организация занимается его персональным делом. Еще неизвестно, что там по партийной линии… какие цветочки раскроются… Есть еще факты.

— Что вы намерены предпринять?

— Сами не знаем, Семен Михайлович. Просим совета.

— А где же вы раньше, Нырков, были? Почему вовремя не поправили, не подсказали? А теперь сплеча рубите? Мазур — толковый инженер, насколько мне известно! Не дорожите людьми, Нырков!

— Семен Михайлович! Да ведь сколько я с этим Мазуром сам лично занимался! И так, и этак, и с подходом, и тактично!..


Когда Ревенко возвратился из обкома, Нырков буднично сообщил ему, что ЦК профсоюза дало санкцию на снятие Мазура с должности начальника отделения. И тут же констатировал:

— Придется вам, Александр Викторович, звонить министру.

Ревенко задумался, долго молчал. Нырков спросил:

— Будете звонить?

Начальник дороги отвернулся к окну, потом вдруг спросил:

— Снял, значит? А кто, это дело, возглавит отделение?

Нырков задумчиво вздохнул, неторопливо проговорил:

— Это не проблема. Через неделю доложу.

— Не надо!

— То есть как? — Нырков опешил, а Ревенко все так же стоял к нему спиной, и Сергей Павлович вдруг иронически протянул: — Может, вы сомневаетесь в правильности нашего решения?

— Нет. Не сомневаюсь. И кому звонить, я без тебя знаю.

— Так в чем же дело, Александр Викторович?.. Я не совсем понимаю…

— Это я вижу… — угрюмо протянул Ревенко.

Нырков покровительственно усмехнулся:

— Боюсь, Александр Викторович, что вы в этом разговоре берете неверный тон.

— Что «Александр Викторович! Александр Викторович!»? Я уж шестьдесят два года Александр Викторович! Философ! Ну вот ты скажи мне как на духу: почему ты Мазура снял? Только не полощи языком, не трепись! Скажи хоть раз в жизни по совести — почему, это дело?..

— Александр Викторович!..

— Эх, съездить бы тебе по рылу, это дело… — пробормотал Ревенко, с ненавистью глядя на председателя Дорпрофсожа, и Сергей Павлович сейчас же переспросил:

— Как вы… э-э… выразились?..

— А я это себе… себе выразился, значит! Понял?

— Вы, Александр Викторович, раздражены. Позвольте, я вас пока оставлю, а вы подумайте, поразмышляйте… Наедине с собой…

Нырков направился к двери, но Ревенко властно произнес:

— Стой! Разговор у нас, значит, не кончен.

Сергей Павлович неторопливо вернулся, демонстрируя терпение и выдержку.

— Ты вот что, Нырков… Не изберут тебя, это дело, на следующий срок…

— Вы так считаете?.. — побледнел Нырков. — Это почему же?.. Впрочем… Вы сами как-то довольно выразились: грош нам цена как руководителям, если мы дорожим своими креслами.

— Ну, меня-то ты не впрягай в свою упряжку. Хватит, значит! Поездили, это дело, вместе!

— Не понял вас, Александр Викторович.

— Пойдешь ты, Нырков, значит, на Узловую! НОДом!

— То есть как это?.. — Сергей Павлович на секунду даже растерялся. Но тут же опамятовался и холодно произнес: — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что предлагаете?

— А ты не волнуйся, это дело! Я, значит, в тебя, дорогой, верю, если отдаю тебе Узловую.

Сергей Павлович усмехнулся:

— Спасибо за доверие. Я его ценю. Но не кажется ли вам, Александр Викторович, что вы превышаете свои полномочия?

— Туго соображаешь, Нырков! Туго! Не понимаешь, значит, что не простит народ тебе Мазура. Семак не простит. Щебенов не простит…

Сергей Павлович хотел было возразить, но Ревенко перебил:


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.