Адрес личного счастья - [47]

Ф р о л о в. А как дома у тебя? Все нормально?

М а з у р. Нормально, Максим Юрьевич.

П р о в о д н и ц а  в а г о н а. Максим Юрьевич, поднимайтесь в вагон, зеленый дали.

Ф р о л о в. Ну, будь здоров, Мазур! Воюй! Только не зарывайся! Ревенко даже жалуется, «шибко инициативный» тебя называет. Увидишь его, привет передавай! «Это дело»!

Мазур только сейчас вспомнил об этом — «шибко инициативный». Оно и тогда его обидно царапнуло по сердцу, и тогда еще подумал, что ведь не ради Фролова или Ревенко он из шкуры вон лезет… Но откуда Нырков-то о разговоре узнал? Анатолий Егорович принялся лихорадочно вспоминать, кто присутствовал при беседе. Начальник станции, Щебенов и Кабанов. Значит, Кабанов?..

Ревенко тяжело вздохнул и хмуро сидел некоторое время, пытаясь как-то усвоить сообщение Ныркова. Факт сам по себе вроде бы и мелкий, но исходило от него что-то неприятное и даже ядовитое. «Не-ет… с таким НОДом, которому надо объяснять вещи элементарные, работать не следует… Об этом факте я узнал, а о других?.. Нет, тут доверять нельзя!» Ревенко мрачно взглянул на Мазура, а тот, судя по его лицу, не чувствовал никакой вины. «Но ведь все прекрасно понимает, гад ползучий! Под простачка работает», — констатировал Александр Викторович и, помяв огромный подбородок рукой, угрюмо спросил:

— А в чем дело? Действительно! Почему, значит, не доложили?

Мазур широко улыбнулся и беспомощно развел руками:

— Виноват!

Анатолий Егорович намеренно хотел дать понять и Ревенко, и Ныркову, что он, в общем-то, чувствует себя виноватым, но не настолько, чтобы переживать и не спать ночами. Разобрались — и дело с концом, раз никакого злого умысла с его стороны не обнаруживается. Работать надо, и все! Остальное — чепуха на постном масле! И поэтому произнес он свое «виноват» даже как-то по-мальчишески легкомысленно, вовсе и не скрывая своей иронии; а как раз эта ирония и обидела толстокожего Ревенко окончательно. Едва сдерживаясь, он коротко бросил:

— Вы, Мазур, свободны!

И не успела еще закрыться за Мазуром дверь, он громко выругался:

— Передовик!.. Не таким еще башку скручивал набок!

Как Мазур ни старался забыть происшедшее в кабинете начальника дороги, чувство смутного беспокойства после разговора с Ревенко и Нырковым не покидало его весь день. Может быть, он теряет контакт с начальником дороги не случайно?.. Вспомнился вопрос Ревенко, отнюдь не лишенный смысла: «Сможете ли вы поддерживать это дело (понимай — такой же накал в работе) изо дня в день?..» Что это? Угроза?.. Конечно, самолюбие Ревенко задето тем, что его не пригласили в Москву, но неужели он не в состоянии подняться над какими-то личными обидами? Да и Нырков не так мелок…

Да, надо быть готовым к тому, что после коллегии положение его сильно осложнится. Придется быть предельно собранным, чтоб не упустить из виду мелочей. За работу отделения он спокоен, люди его не подведут… Но если в управлении дороги возникнет предубеждение — а оно созревает уже сегодня, — ему может не поздоровиться…

Нет у него другого пути! Жить и работать он должен только так, а не иначе. С оглядкой на чье-то самолюбие многого не сделаешь. Ради дела он и живет… Работать надо — и все!

Мазур привычно возвращался домой из отделения через путепровод. Он почти каждый раз останавливался здесь минут на пять. Вся станция с путевым развитием как на ладони: вокзал, перрон, двенадцать путей, дальше депо, сортировочная горка… Он мог бы так стоять часами, впитывая запахи, звуки…

Магистраль!..

20

В Министерстве путей сообщения делегацию узловчан ждали. Их всех сразу же «разобрали» по специальностям в отделы, внимательно перечитали доклады, оперативно внесли в них самые последние коррективы и, чувствовалось, искренне желали, чтобы обсуждение прошло благополучно.

Мазура встречали с подчеркнутым уважением, многие хотели лично познакомиться с известным НОДом, задать наболевшие вопросы.

Секретарь коллегии откровенно удивился, узнав, что у Анатолия Егоровича нет доклада и что выступать он будет «без бумажки». Такое случалось в министерстве не часто!

Мазур сосредоточенно прочитал проект решения коллегии, остался доволен.

Уже на пути в зал заседания секретарь еще раз напомнил ему:

— Говорить вы должны не более десяти минут. Изложите самое главное.

А когда сели, к Мазуру наклонился диспетчер Максименко, побледневший и осунувшийся; тревожно оглядываясь, спросил:

— Анатолий Егорович! Я, честное слово, всю ночь доклад свой учил!.. А вдруг собьюсь… Меня не погонят?.. Я же никогда не выступал.

Мазур рассмеялся:

— Да тебя же здесь ждут! У тебя будут учиться. Ведь ты человек, что называется, от станка! Знаешь, как им интересно будет! Говори просто, как ты работал. О себе говори, и все.

Министр открыл коллегию, объявил повестку дня и сразу же предоставил слово Мазуру.

Анатолий Егорович встал и обостренно почувствовал, что все внимание членов коллегии сосредоточено сейчас на нем. Зашептали, зашелестели бумагами, показывали друг другу на Мазура, что-то объясняли.

У Мазура произошла невольная заминка, и министр подбодрил:

— Не стесняйтесь, товарищ Мазур. Мы готовы вас слушать.

И Мазур сказал: