Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой - [24]

Мне было не до смеха. Передо мной были явные симптомы полной беспомощности и острого недовольства всеми прежними политическими партиями, их программами и всей их деятельностью. Этих молодых людей пригнало на это такое с виду смешное собрание чувство, что все старые партии обанкротились. Они поняли, что эти партии совершенно не способны служить делу возрождения германской нации и равным образом не могут дать ничего им самим лично. Я наскоро прочитал напечатанные на машинке тезисы и убедился, что эти люди еще только ищут пути и не знают своей дороги... Их чувства были знакомы мне. Это было страстное стремление найти новые формы для движения, которое было бы гораздо шире, чем партия в старом смысле слова».

После нескольких дней размышлений, когда чувства боролись с доводами рассудка, Гитлер решил присоединиться к ДАП. Он счел, что приглашение туда — знак судьбы. Еще только зарождающаяся крохотная партия не успела закоснеть в своих организационных формах, и ее можно было легко подчинить своему влиянию, а затем использовать в целях «национального подъема». Надо было только должным образом поставить дело организации и пропаганды, а в этих вопросах Гитлер считал себя вполне сведущим человеком.

Можно сказать, что 16 сентября 1919 года стало днем, когда началось восхождение к власти Гитлера и будущей Национал-социалистической германской рабочей партии (НСДАП) и движение Германии и всего человечества ко Второй мировой войне, в которой суждено было погибнуть 60 миллионам человек. До этого момента антисемитские и националистические взгляды Гитлера сами по себе не представляли общественной опасности. Подобные взгляды разделяли миллионы немцев. Да и сейчас в Германии и других странах много подобных людей, брюзжащих за выпивкой по поводу евреев (цветных, кавказцев...), об ущемлении прав «коренной национальности» (немцев, русских, французов, американцев...), но дальше этого они никуда не пойдут. Гитлер же, к несчастью, обладал недюжинным талантом, ораторским и организаторским, чтобы создать политический аппарат для достижения своих целей, а затем захватить власть в одной из наиболее развитых промышленных держав мира. Появись он в какой-нибудь Уганде или Бурунди, мы бы имели лишь очередного кровавого африканского диктатора, способного причинить много бед собственному народу и в худшем случае, если хватит военных сил, — своим ближайшим соседям, но никак не вызвать глобальный вооруженный конфликт. И разумеется, Гитлер никогда бы не пришел к власти, если бы Германия не была унижена Версальским миром, если бы не сгибалась под непосильным гнетом репараций, если бы миллионы немцев не страдали от инфляции и безработицы и от неуверенности, будет ли у них завтра кусок хлеба. И если бы вместе с тем миллионы немцев не грезили о восстановлении Германии как великой державы, о воссоединении с миллионами соотечественников, в результате Версальского мира в одночасье оказавшихся за границей. Но и роль личности в истории не стоит сбрасывать со счетов. Если бы в политической жизни Германии в 1919 году не возник человек, обладавший талантами и убеждениями Гитлера, Германская рабочая партия никогда бы не вышла из состояния зародыша, лопнула бы как очередной мыльный пузырь. И можно даже, наверное, утверждать, что в этом случае ни одна из новых национал-радикальных партий не смогла бы развиться в серьезную политическую силу, по крайней мере, в такую, которая была бы способна прийти к власти и установить однопартийную диктатуру. А Гитлер смог.

А если бы Гитлер так и не вступил ни в Германскую рабочую партию, ни в какую-либо другую партию, бросил бы вообще политику и занялся искусством? Что ж, тогда он остался бы скромным героем Первой мировой (не из тех, о которых шумели газеты), а если бы всерьез занялся архитектурой, возможно, создал бы несколько выдающихся проектов или построил здания и мосты, но в лучшем случае был бы известен только специалистам. Всемирной славы он бы никогда не стяжал.

Надо подчеркнуть, что Гитлер не случайно был противником всех сепаратистских поползновений, особенно сильных после Первой мировой войны в Баварии и в определенной степени поощрявшихся Антантой. Среди баварцев традиционно сильны были антипрусские настроения, а после Версаля появилась надежда, что в случае отделения от Германского Рейха Баварии не придется платить тяжелые репарации и подвергаться другим ограничительным статьям. Гитлеру же необходима была Великая Германия с включением всех населенных немцами земель — как зримое воплощение торжества германской расы. И он опирался на ту весьма значительную часть населения Баварии, которая не поддерживала сепаратистов, а видела свое будущее в возрождении Германского Рейха.

В тот же день, 16 сентября, когда Гитлер впервые посетил заседание исполнительного комитета ДАП, он закончил свое первое исследование по «еврейскому вопросу», в котором требовал полного изгнания евреев с территории Рейха. Начальникам Гитлера этот доклад понравился. Капитан Генерального штаба Майр, передавая это сочинение по инстанции, заметил от себя: «Я полностью разделяю мнение г-на Гитлера, что правящая социал-демократия идет на поводу у еврейства... Все вредные элементы, в том числе и евреи, должны быть выявлены и изолированы, подобно возбудителям болезней». Да, позднейшая идея «окончательного решения» упала в германском обществе, и особенно в армии, на благодатную почву.