Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность - [155]
Окруженная 1 ноября 1943 г. в Крыму 17-я армия под давлением советских войск вынуждена очистить Керченский полуостров. В апреле 1944 г. она отходит к Севастополю и держит оборону на подготовленных в 1942 г. Красной Армией позициях. Гитлер приказывает удерживать город. Его требование учитывать в стратегии не только военные, но и политические и экономические вопросы было в принципе правильным, однако ввиду сложившейся военной обстановки и желания Гитлера продлить свой конец[391] все стратегические, оперативные и тактические меры после 1941 — 42 гг. стали этапами немыслимого преступления.
Гитлер не позволил оставить Крым в то время, когда это можно было сделать без особых потерь, так как предполагал, что Турция, снабжавшая немецкую военную экономику жизненно важной хромовой рудой, ввиду нарастающего советского давления в районе Черного моря может отказаться от своей нейтральной позиции и встать на сторону союзников. Ситуация после отвода войск подтвердила эти опасения: была потеряна необходимая для вермахта румынская нефть. Теперь советская авиация могла эффективно бороться с целями в Румынии. Советское военно-морское командование снова обрело утерянную в 1941 — 42 гг. оперативную базу, оттеснило немецко-румынский флот к узкой полоске румынского и болгарского побережья и могло уже не опасаться немецких нападений на побережье Кавказа и Крым. Оправдалось и предсказание Гитлера, что свобода действий Турции будет существенно ограничена, как только Крым перестанет быть немецким.
Гитлер теперь в состоянии «спокойно» оценивать факты только в том случае, если они соответствуют его представлениям, и игнорирует информацию, за которую был бы благодарен любой полководец. Так, например, он не обращает внимания на информацию разведки, которая сообщает не только детали о боевом духе и настроениях в Красной Армии, но и о точных датах ее наступления. Русское наступление под Орлом в июле 1943 г., атаки на немецкие позиции в августе под Брянском и в марте 1944 г. на южном фланге Восточного фронта — это всего лишь некоторые операции противника, к которым он, безусловно, мог подготовиться, если бы оставался в «нормальном» состоянии. Однако он в припадке ярости отвергает все эти предсказания и не использует их.
Неприятные последствия высадки войск союзников в районе Анцио-Неттуно в январе 1944 г. Гитлер еще может предотвратить, но этого уже нельзя сказать о начавшемся 6 июня наступлении в Нормандии. Он понимает, что никакие разумные аргументы уже не могут оспорить факта его окончательного поражения, и избегает бесед наедине с ведущими военными руководителями. Тем не менее он не готов к тому, чтобы начать переговоры о мире или подать в отставку. Судьбу Германии и ее народа он связывает с собственной жизнью, о которой он сам 31 августа говорит, что если бы покушение 20 июля удалось, то оно освободило бы его от забот, болезней и бессонных ночей. Все его мысли только о последнем дне, но все же он надеется прожить еще хотя бы несколько месяцев. Запасов хромовой руды должно хватить еще на весь 1945 г., значит, воевать еще можно. Роммеля и Рундштедта, которым в конце концов удается встретиться с ним 17 июня 1944 г., он убеждает в успехе применения ракет «Фау-1» и «Фау-2». 31 августа 1944 г. он заявляет в ставке «Вольфсшанце»: «Для политического решения время еще не созрело. Я не раз доказывал в своей жизни, что могу добиваться политических успехов. Мне не приходится никому объяснять, что я не упущу такой возможности. Но, разумеется, было бы наивным во времена тяжелых военных поражений надеяться на благоприятный политический момент. Такие моменты могут возникнуть, когда придут успехи… Настанет момент, когда разногласия среди союзников станут настолько велики, что дело дойдет до разрыва. Коалиции во всемирной истории всегда когда-нибудь рушились, надо только выждать момент, как бы тяжело ни было. Моя задача, особенно после 1941 г., заключается в том, чтобы при любых обстоятельствах не терять голову, находить выход из положения и средства, когда где-то что-то рушится, и подправлять историю».
Неправда, что Гитлер до самой смерти действительно верил в победу, как часто утверждают. О том, что игре конец, он знал еще до конца марта 1945 г., когда на замечание генерала Йозефа Каммхубера о том, что победы одержать не удастся, он мрачно ответил: «Это я знаю и сам». Он чувствовал и знал «лучше всех в мире… что война проиграна». Йодль писал, сидя в тюрьме в Нюрнберге, что фюрер не верил в победу уже тогда, когда «зимой 1941 — 42 гг. разразилась катастрофа». А в конце 1942 г. он, по словам Йодля, был более, чем когда-либо, уверен, что из этой войны он не выйдет победителем. «Когда вслед за этим в конце года (1942) Роммелю, разбитому у ворот Египта, пришлось отойти к Триполи, когда союзники высадились во французской Северной Африке (в ноябре 1942), Гитлер ясно осознавал, что бог войны отвернулся от Германии и перешел в другой лагерь».
В конце декабря 1944 г. могло показаться, что вновь засияла звезда прежнего Гитлера. Военные вновь увидели готового на риск полководца и стратега, который приводил в изумление и ужас специалистов в 1940–1941 гг. Когда фон Айкен 30 декабря во время арденнского наступления навещает Гитлера в его ставке «Адлерхорст» после четырехнедельного перерыва, он не может скрыть удивления. Гитлер кажется посвежевшим и увереннымв себе. Несмотря на слабость голосовых связок, он вновь нормально говорит. Он пережил последствия покушения Штауфенберга и держится прямо, хотя ему приходится прилагать для этого все силы. Спина у него неизлечимо больна, цвет лица пепельно-серый. 22 июля 1944 г. доктор Гизинг испугался, увидев его впервые. Гитлер «произвел на меня… впечатление состарившегося… усталого и истощенного человека, — писал он в 1945 г., — который держится из последних сил… Его сутулая осанка, впалая грудь и поверхностное дыхание представляли собой астенически-лептосомные признаки, многие из которых, по-видимому, следовало приписать его физическому и духовному истощению». Лишь позднее, теснее общаясь с Гитлером, он понял, что этот Гитлер уже два года как не имеет ничего общего с фотографиями Хоффмана.
