Адмирал Нельсон - [132]

Глава восемнадцатая ВОЛНЫ БАЛТИЙСКОГО МОРЯ

Нерешительный и вялый Паркер после сражения проявил завидную деловитость. Он быстро подсчитал потери и тут же назначил на освободившиеся офицерские должности своих выдвиженцев. Все предложения и просьбы Нельсона он оставил без внимания. Особенно хлопотал Нельсон за лейтенанта с линейного корабля "Монарх", который в разгар боя заменил павшего капитана и отлично справился со своими обязанностями. Но капитанское место досталось не ему, а старому знакомому вице-адмирала Паркера по Вест-Индии, просидевшему весь бой на не сделавшем ни одного выстрела "Лондоне". Возмущенный Нельсон жаловался своему бывшему подчиненному, а теперь члену совета Адмиралтейства Трубриджу: "Я, дорогой мой Трубридж, оказался в очень неловком положении в отношении повышений. Мой долг повелевал мне добиться повышения первого лейтенанта, служащего на "Элефанте", но всеми моими ребятами пренебрегли. Я хотел бы надеяться, что Адмиралтейство при повышении первых лейтенантов с кораблей, участвовавших в бою, сочтет, что рекомендации лорда Нельсона могут иметь какой-либо, пусть незначительный вес".

О своих подчиненных Нельсон не забывал никогда. Он умел отличать, поощрять и помогать достойным. Ради блага своих офицеров и матросов он мог скандалить и рисковать собственной репутацией, зато его подчиненные знали, что их права будут защищены, интересы соблюдены, а отличившиеся отмечены. Об этом не слишком часто встречающемся у больших начальников качестве знал весь британский флот, и именно за это Нельсона не просто чтили как героя и победителя, а искренне любили, как любят дети своего строгого, но справедливого и заботливого родителя.

Помимо отказа в повышении по должности людей Нельсона Паркер осуществил еще одну акцию, которая вызвала обиду и злость у всего личного состава сражавшейся эскадры — от командующего до последнего юнги. Все захваченные суда и плавбатареи (кроме одного корабля, отправленного для наглядного доказательства победы в Англию) Паркер велел сжечь. Таким образом, он одним махом лишил тысячи матросов и офицеров их законной доли за захваченные призы. Уничтожать трофеи не было никакой необходимости: каждый из кораблей после соответствующего ремонта мог еще немало лет прослужить в английском флоте. И по этому поводу Нельсон разразился гневным письмом, на сей раз прямо первому лорду графу Сент-Винсенту: "Я не знаю, упомянет ли сэр Хайд Паркер этот предмет в беседе с Вами, ибо он богат и не нуждается в призовых деньгах. Поверьте мне, что не желание получить несколько сот лишних фунтов стерлингов побуждает меня направить Вам это письмо. Мой дорогой лорд, я руководствуюсь только справедливостью в отношении храбрых офицеров и моряков, которые сражались в этот день. Верьте мне, я взвесил все обстоятельства и моя совесть говорит, что королю следовало бы обратиться с милостивым посланием к палате общин, чтобы она вотировала дар для этого флота. Ибо каковы должны быть естественные чувства офицеров и матросов, принадлежащих к этому флоту, когда они видят, что их богатый главнокомандующий сжигает все плоды их победы, которые, если бы их привели в порядок и отправили в Англию… могли быть проданы за хорошую кругленькую сумму".

Король и парламент, однако, ограничились словесной благодарностью героям Копенгагена. Одни говорили, что так произошло потому, что победа была неполной, другие винили во всем зависть и происки вице-адмирала Паркера. Были и такие, кто утверждал, что всему виной неприязнь короля к лорду Нельсону из-за его скандальной связи с леди Гамильтон.

— Ну а мы-то при чем? — удивлялись моряки. — Мы честно дрались и хотели бы получить за это хоть немного, но честно заслуженного!

— Ничего! — сказали им. — Война еще не окончена, и у вас еще будет возможность отличиться!

* * *

Спустя несколько дней после сражения у Копенгагена в море вышел линейный флот Швеции. Навстречу ему Паркер немедленно послал эскадру во главе с Нельсоном, но шведы, узнав подробности о разгроме датского флота, сочли за лучшее вернуться в свои порты. Описав круг по Западной Балтике, Нельсон вновь вернулся к Копенгагену.

Почтовые пакетботы все время сновали между английским Балтийским флотом и метрополией, а потому почта доставлялась на корабли регулярно. Разумеется, что едва известия о новой победе Нельсона дошли до Англии, как на него обрушился поток писем. Писали как те, чьим письмам Нельсон был несказанно рад, так и те, от кого он вообще не желал бы ничего получать.

Одним из первых пришло письмо от сэра Гамильтона, уведомлявшего счастливого любовника собственной жены, что "Эмма была сама не своя от счастья и так спешила сообщить… великую новость, что не могла вымолвить ни слова, а только плакала от радости". Прислала письмо и отвергнутая Фанни: "Я не могу молчать, когда по всему королевству царит всеобщая радость, я должна сказать, как я счастлива и благодарна Богу за то, что он сохранил тебе жизнь. Все поздравляют, просят передать тебе всяческие похвалы и благодарности, говорят, что эта победа превзошла даже Абукир. Каковы мои чувства, тебе подскажет твое доброе сердце. Прошу тебя — нет, умоляю — поверь мне, что никогда ни одна женщина не испытывала большей привязанности к своему мужу, чем я. Насколько я понимаю, я всегда делала то, что ты хотел — не иначе. Я очень жалею, если чего-то не сделала. Получив письмо от твоего отца, написанное в грустном, мрачном тоне, я в ответ предложила, что приеду к нему и, может быть, смогу хоть как-то отвлечь его от тяжелых дум. С ответной почтой он сообщил, что хочет видеть меня немедленно, но мне пришлось задержаться на несколько дней в городе из-за дома. Буду делать все, что от меня зависит, чтобы облегчить недуги, отравляющие ему жизнь. Что же еще я могу сделать? Хочу убедить тебя, что я в самом деле тебя люблю".