Адмирал Корнилов - [88]

Тот же аноним писал одновременно о вице-адмирале: «Корнилов, возвышавшийся над всеми образованием, умом и талантами, никогда и не думал состязаться в чём бы то ни было с Нахимовым». Но затем давал такое «уточнение»: «Да и никому из мало-мальски вникавших в дело не приходило и в голову ставить их на одну доску. Если Нахимов при Корнилове даже и после Синопа был почти не виден, что же он был бы во время боя при Корнилове до Синопа!»

В месяцы, о которых идёт речь, у берегов Турции крейсировала эскадра под командованием Нахимова, посланная туда по приказу Корнилова. По этому поводу аноним писал: «Корнилова не могло заботить нисколько, что Нахимов разгуливает в море: он знал, что одному Нахимову ничего не сделать. Другие же эскадры постоянно держались вдали, а эскадра Новосильского сидела в Севастополе, вследствие расчётов того же Корнилова, дабы в случае надобности взять эту эскадру и идти с нею против турок… 5 ноября с рассветом «Владимир «увидел 6 больших судов, которые были не что иное как часть турецкого флота, открытого Корниловым ещё прежде, до ухода его в Севастополь, и составлявшего теперь предмет его исканий. Но как-то случилось, что эти 6 судов показались ему эскадрой Нахимова. Нужно было явиться именно такому числу!

Корнилов, без сомнения, пошёл бы к этой эскадре и тогда бы всё разоблачилось, но тут мелькнул перед ним пароход, признанный неприятельским. Захотелось взять приз, а потому, отложив предполагаемое свидание с Нахимовым, погнались за пароходом. Он был взят и сильно избит. Возня с ним заняла всю ночь и следующий день, а это были в общем счёте роковые сутки. Партия в шахматы была проиграна. Затем, не видя турок и притом нуждаясь в топливе (да тут ещё приз!), Корнилов решился смахать в Севастополь. Но что делать с кораблями Новосильского, которые в угле не нуждались и могли очень легко выждать возврата Корнилова в море? Но так же легко они могли случайно или не случайно соединиться с Нахимовым и разыграть ту увертюру, исполнение которой Корнилов предоставлял себе. Задумываться нечего: отдать приказ по эскадре, чтобы она шла в Севастополь, — и приказ был отдан. Как приняли этот странный приказ, неизвестно, но делать было нечего: Новосильский скрепя сердце поворотил домой. 5 ноября он сошёлся нечаянно с Нахимовым, они вздохнули друг о друге, выпили по чарке-другой марсалу и расстались. К рассвету 6 ноября Новосильский вышел из виду эскадры Нахимова. Нахимов был брошен совершенно один и… пошёл к Синопу. Я думаю, что всякий, кто не может быть равнодушен к успеху русского оружия, в высшей степени заинтересован этой минутой. Всякого дерёт по коже приятный мороз, и всякому хотелось бы в эту славную минуту быть на палубе «Императрицы Марии» подле добродушного адмирала Нахимова, который служил свою службу отечеству без малейших видов, которому и во сне не снились приказы, подобные отданному сейчас эскадре Новосильского».

Если опустить длиннейшее описание «севастопольцем» подробностей «игры в шахматы», то смысл его повествования сводится к следующему: начальник штаба, имевший в своём распоряжении практически всю боеспособную часть Черноморского флота, вероломно поступает со своим соратником вице-адмиралом Нахимовым, не давая ему помощи, в которой тот нуждается, и выжидает случая, чтобы воспользоваться самому находящейся в его распоряжении военной мощью. Корнилов со своей эскадрой ищет турецкий флот в открытом море. Но случилось так, что этот флот, открытый в Синопской бухте малочисленной эскадрой Нахимова, был разбит ею. Корнилов же, опоздав к месту сражения, понял, что «проиграл партию в шахматы».

И вот здесь автор даёт волю своему и без того разыгравшемуся воображению, описывая состояние души Корнилова, когда тот с опозданием приплыл к Синопской бухте на пароходе «Одесса» и увидел горящие турецкие корабли — свидетельство полной победы Нахимова. Какую бурю чувств живописует туг автор! «Только два часа опоздал Корнилов! — восклицает он. — Какой урок! Когда, кипя и терзаясь, стоял он на палубе своего парохода, вперив глаза в победоносный пламень и дым».

«После подобного словоизвержения, — пишет капитан-лейтенант Ф.Нарбуг, — всякий должен назвать Корнилова человеком в высшей степени честолюбивым, у которого все помышления были лишь только о своём возвышении и что польза Отечеству и долг гражданина и воина ему были решительно неведомы. И это всё о том Корнилове, который создал впоследствии всю оборону русской Сарагоссы; о том Корнилове, который говорил нам на бастионах «отступления не будет; коли меня, если велю отступать» — слова знаменательные. О том Корнилове, который был всё: и опытный адмирал, и образованный генерал, и наилучший администратор, и отличный инженер. Кому из нас не приходилось видеть, и весьма часто задолго до высадки союзников в Крыму, этого великого человека и за военной историей, и за фортификацией, несмотря на многотрудные и разнообразные его занятия. В книге Жандра ещё недостаточно собраны все материалы для составления биографии этого редкого и великого человека; ещё не настало время для его историка. Корнилов был не только уважаем своими подчинёнными за свои глубокие познания по всем отраслям морского и военного дела и за редкую справедливость в оценке подчинённых ему людей, — но мы утвердительно говорим, что он был искренне любим всеми теми, кто сам честно служил, а их был легион.