Аденауэр. Отец новой Германии - [29]

Зольман рассчитал все очень точно. Перечить безумным идеям партийных низов не было смысла. Важнее было добиться всеобщего признания того, что социальные преобразования не должны вести к анархии, что нельзя допускать социального взрыва. Это удалось: в мюльхеймской платформе подчеркивалось, что «революционное движение в Кёльнском регионе развивается без кровопролития или каких-либо нарушений общественного порядка». Между прочим, при ее обсуждении было внесено предложение о том, что надо силой открыть двери тюрем, однако оно было отвергнуто большинством.

Что в это время делал бургомистр? Судя по всему, он еще не оставил мысли о том, что самым действенным методом сохранения законности и порядка в городе является применение военной силы. Когда к вечеру 7 ноября толпы солдат, матросов, рабочих и вообще любопытствующих, размахивая красными флагами, выкрикивая революционные лозунги, требуя ареста офицеров и т.д., заполонили центр города, Аденауэр вновь обратился к коменданту (молчаливо взяв назад свое решение не иметь с ним больше никаких дел). Сняв телефонную трубку, тот получил от бургомистра ценное указание: во дворе гимназии Святых апостолов расположена батарея полевой артиллерии, почему бы не шарахнуть но этим бандитам?

К счастью для Аденауэра (как и для будущего Кёльна, и, вероятно, всей Германии), комендант проигнорировал этот демарш. Сухо поблагодарив бургомистра за информацию, он сообщил, что ничего сделать нельзя. Это не было трусостью. Профессионал-военный понимал то, чего не мог постичь человек глубоко гражданский, хотя и впавший в воинственный раж: одна батарея не сможет рассеять возбужденную массу, неминуемые жертвы лишь вызовут жажду мести; если бургомистр хочет, чтобы его разорвали на части, это его дело, что касается самого коменданта и его подчиненных, то их такая перспектива не очень прельщает. Упомянутая батарея, как и остальные воинские подразделения, находившиеся вне мест постоянной дислокации, получили приказ туда незамедлительно вернуться.

К чести нашего героя, он в конце концов пришел к разумному выводу, что надо заняться не героическими безумствами, а серьезными переговорами.

Время торопило. Солдаты уже начали срывать погоны с офицеров, на улицах появились освобожденные узники — еще в тюремной одежде. На стихийном митинге была принята резолюция о создании Совета рабочих и солдатских депутатов; в его состав были избраны по пять представителей от солдат и рабочих; в числе этой десятки оказался и Зольман; солдаты, собравшиеся в одном из залов ратуши, встретили появление на трибуне своих новых вождей бурными аплодисментами.

Еще целый день оставался до того, как стало известно об официальном отречении кайзера, Аденауэр еще был формально связан присягой на верность династии, однако благоразумно решил, что это уже не столь важно. Он вступил в диалог с «мятежниками». Объединенными усилиями ему с Зольманом удалось предотвратить взрыв анархии. Однако для нашего героя это было все, что угодно, только не победа. Он впервые — нет, не упал, а просто споткнулся — на дороге вверх и выше, которая до этого момента была в общем и целом сравнительно гладкой. Он остался бургомистром, но исключительно но милости тех сил, которые он никоим образом не мог контролировать. Его город был в состоянии хаоса. Он потерял любимую женщину. Его страна потерпела поражение. Надвигалась оккупация. Ему было за сорок, и будущее не казалось особенно светлым. Впрочем, ни он, ни кто-либо другой не мог предвидеть тогда, насколько мрачным это будущее будет не только для него лично, но и для всей Германии.

ЧАСТЬ II. ВЕЙМАРСКАЯ ГЕРМАНИЯ

ГЛАВА 1. ГОРЬКИЕ ПЛОДЫ ПОРАЖЕНИЯ

«Я выполню ваш приказ, но так, как это мне подскажет моя совесть»[10]

Поражение — это всегда тяжелое испытание для нации. Тем более когда оно сопровождается крахом старого порядка и старых привычных представлений о мире и своем месте в нем. Так это было в России в 1917 году, то же самое мы видим в Германии 1918 года. Неудивительно, что на территории того, что ранее называлось германской империей, воцарился хаос.

Нормализации обстановки отнюдь не способствовало то, что союзники-победители, каждый из которых в ходе войны преследовал свои собственные цели, долгое время никак не могли договориться между собой об условиях мира, которые должны были быть предъявлены побежденной Германии. Однако главные причины хаоса были внутригерманские. Кайзер, как уже говорилось, позорно бежал; в Баварии династия Виттельбахов была свергнута в результате упоминавшейся революционной акции, организованной Куртом Эйснером; аналогичная судьба постигла и остальных немецких владетельных князей; все властные структуры оказались, таким образом, разрушенными.

Новому канцлеру Фридриху Эберту досталась незавидная миссия — восстановить элементарный порядок в ситуации, когда сама легитимность его правительства вызывала немалые сомнения (многие считали, что Макс Баденский просто не имел права назначать себе преемника), когда в стране перестала даже нормально функционировать связь и до Берлина с большим запозданием доходили — если вообще доходили — известия о том, что происходит, положим, в Мюнхене или том же Кёльне, когда не по дням, а но часам росла активность крайне левых сил, прежде всего приверженцев «Союза Спартака», которые требовали дальнейшего развития революции. Вся страна была охвачена стачками и бунтами; на улицах происходили столкновения вооруженных групп. Угрозу со стороны «спартаковцев» удалось нейтрализовать только к середине января 1919 года; методы, которые при этом были применены, включая убийство без суда и следствия двух наиболее популярных лидеров «Союза Спартака» — Карла Либкнехта и Розы Люксембург, — были, разумеется, более чем сомнительны.