Ада Даллас - [72]

Утром в тот день мой шофер сообщил по телефону, что заболел; это произвело на меня неприятное впечатление. Но дела требовали моего присутствия в Новом Орлеане, и я решил, что поведу машину сам, иначе, кто знает, не подставит ли мне Янси одного из своих головорезов.

Из-за большого движения в городе и в пригородах мне пришлось ехать черепашьим шагом, лишь миль через пятнадцать поток машин на дороге поредел. Мне предстояло выступать в десять тридцать; часы показывали уже девять. Выбрав сравнительно пустынный участок шоссе, я нажал на акселератор и сразу почувствовал, как рванулась вперед машина, услышал усиливающийся стук мотора, увидел, как полетели навстречу белая лента дороги и зеленые поля. Я взглянул на спидометр: стрелка переползла с цифры «60» на «65», коснулась «70». Я снова перевел взгляд на дорогу.

И тут лавина грохота обрушилась на меня, голубое небо и зеленая трава закружились в диком хороводе, словно я качался на огромных качелях, потом машина взлетела вверх тормашками, меня придавило, и я потерял сознание.

* * *

Я очнулся в мрачном океане, в который погрузился мир. Мне казалось, что отдельные части меня самого всплывают на поверхность этого безбрежного простора, но никак не хотят слиться воедино, не слушают моего приказа. Лишь огромным усилием воли я добился своего и в конце концов снова ощутил себя самим собой.

Да, я стал самим собой, открыл глаза и вперил взгляд в нечто белое, большое и плоское. Снова смежив веки и снова раскрыв их, я понял, что смотрю в белый потолок. Медленно поводя глазами, я увидел белые стены, часть белой койки, видимо моей, а сбоку женщину в белом халате и белой шапочке.

Женщина улыбнулась, и я осмелился сказать: «Привет, крошка!» — с тем, чтобы сразу придать нашим отношениям нужное направление.

И вдруг с удивлением понял, что не слышу своих слов. Еще больше я удивился, когда обнаружил, что рот у меня закрыт и я не в состоянии открыть его. И уже совсем нелепым мне показался тот факт, что я не могу даже пошевелиться.

Медсестра заметила, что я пришел в себя, и снова улыбнулась.

— Ни о чем не беспокойтесь, — сказала она. — И не пытайтесь двигаться.

Прошло два дня, прежде чем Сильвестр и Ада навестили меня. Сильвестр принес большую корзину белых роз. Ада была очаровательна и изображала убитую горем верную супругу. За открытой дверью палаты толпились репортеры.

Сильвестр и Ада словно нависли надо мной.

Ада коснулась моего лба. Ее рука была холодной, мягкой и благоухала.

— Мой бедный, мой любимый! — воскликнула она.

— Стерва! Ненасытная гиена! — ответил я, однако мои слова заглохли в марле, плотно окутывавшей голову.

— Как же это произошло? — расстроенно спросила Ада. — Наверное, мы никогда этого не узнаем.

— Наверное, — подтвердил Сильвестр, будто говорил о покойнике, и, возможно, был не так далек от истины. — Бедняга Томми!

— Мерзавцы! — крикнул я и опять с тем же результатом. — Оба вы мерзавцы!

В ту минуту ничего большего я бы не сказал, если бы и мог. У меня просто-напросто не хватило бы слов, чтобы высказать все, что хотелось.

— Ни о чем не беспокойся, мой мальчик, — снова заговорил Сильвестр. — Ни о чем абсолютно. Мы сами обо всем позаботимся.

— Он прав, любимый. — Ада печально улыбнулась. — Думай сейчас только о том, чтобы поскорее поправиться.

Я не мог даже повернуться к ним спиной. Мое самочувствие было, наверно, ничуть не лучше самочувствия тех несчастных, которых в старину, во время пыток, связывали по рукам и ногам, бросали на землю, клали на живот им крысу и прикрывали ее горшком.

— Если бы не эта поездка, будь она проклята! — сказала Ада, и я заметил, что она говорит искренне. На какое-то мгновенье она выглядела значительно старше своих лет.

«Если бы я вовремя убрался из кабинета губернатора и пустил тебя туда!» — подумал я.

Сильвестр похлопал меня по плечу.

— Так ты не беспокойся. Все в надежных руках. Обязанности губернатора исполняет твоя жена, и дела у нее идут неплохо.

Ада промолчала. Она смотрела на дверь и больше не улыбалась.

— Мы подумали, что тебе захочется знать об этом, — продолжал Сильвестр и снова дотронулся до моего плеча. — Ни о чем не беспокойся. — Он взглянул на часы. — Я подожду тебя на улице, Ада.

Сильвестр ушел.

Я посмотрел на Аду.

— Томми, Томми! Я не… — Она не договорила.

Глаза у нее затуманились. В первую минуту я решил, что это только показалось мне — никогда бы не подумал, что она способна заплакать, но на щеках у нее действительно показались слезы.

— Поправляйся! — крикнула она и выбежала из палаты.

Через закрытую дверь до меня донесся стук ее каблуков и чьи-то голоса, которые затихали по мере удаления.

На следующий день врач сообщил, что у меня перелом шейных позвонков.

— Поправиться-то вы поправитесь, — утешил он, — но потребуется время. Очень много времени.

Предупреждая мой вопрос, он добавил:

— Вы потеряли управление машиной. Возможно, произошел прокол. Лопнули обе покрышки передних колес. Автомобиль трижды перевернулся. — Он засмеялся, словно не знал, что можно сказать еще. — Страшный случай. Это чудо, что вы остались в живых.

Я вопросительно посмотрел на доктора, и он понял мой взгляд.