Ад во мне - [38]

Суммирую: мысль о том, что Агнесса Кнокс, хоть и не могла спланировать убийство и летела именно тогда, когда решила месяц назад, сумела каким-то чудесным образом обрести орудие убийства такой величины, предвидеть обстоятельства и, наконец, совершить убийство со столь поразительным мастерством, — такая мысль показалась мне абсурдной. Если бы Кнокс вскрикнул, в тот же миг кто-то из нас, наверное, проснулся бы, а может, даже вскочили бы мы все. Убийца немедленно оказался бы узнанным, ибо где скрыться в самолете? Нет, Агнесса Кнокс по многим причинам не годится на роль убийцы. Как я ни пытался систематизировать ее возможности и поступки, они не складывались в логическую цепь. С одной стороны, я знал, что она не могла заранее спланировать убийство, а с другой — был уверен, что если она его не спланировала, то и не могла бы и не имела чем совершить. Я решил сконцентрировать внимание на человеке, у которого имелось бы гораздо больше шансов убить Кнокса, был бы сильный мотив для убийства и против которого улики собирались беспрерывно, по мере того, как я очищал от подозрения одного пассажира за другим. Но, как я уже говорил, вначале у меня не было абсолютной уверенности в том, кто же убийца, хотя все говорило о преступлении, тщательно обдуманном и точно спланированном…

— Как же так? — спросил профессор Барклэй. — Пару минут назад вы сказали, что нужно исключить все предположения по отношению к нам по тем или иным причинам. А члены экипажа готовы показать под присягой, что не покидали ночью своего помещения и постоянно находились в поле зрения друг друга.

— Да, я помню хорошо, что сказал именно так. Но и в вашем вопросе, и в моих рассуждениях не нашлось места еще для двоих…

— Что? — изумился коротышка-тренер. — Значит, вы считаете, что на борту еще кто-то скрывается?

— Конечно, нет, — усмехнулся Алекс. — Я, хоть и пишу детективные повести, но это не означает, что я обладаю способностью доставать из рукава дополнительных драматических героев, которые без всякий усилий с нашей стороны выползут из-под кресел и признают свою вину, позволяя нам безмятежно продолжить путешествие. К сожалению, правда не так проста и не так приятна — если можно употребить такое определение. Но прошу меня не прерывать. Сейчас попробуем разобраться в этом деле полностью.

Итак, я пришел к выводу, что убийство это не могло быть результатом спонтанного, произвольного действия. Об этом свидетельствовало орудие убийства — предмет, который никто нормальный и в своем рассудке не повезет с собой в дорожной сумке или несессере, не предполагая заранее, для чего он будет нужен. Но самое важное другое — то, что убийство удалось. Ведь любой из пассажиров, находящихся в салоне, вздумай он совершить убийство, уже с первой секунды столкнулся бы с огромными трудностями, грозящими в любую минуту превратить его действия в катастрофу, смертельную как для убийцы, так и для жертвы. Человек, пожелавший убить Кнокса, должен был встать, подойти к нему, определить в темноте положение тела и нанести удар с абсолютной уверенностью, что убьет сразу, то есть так быстро, что жертва не сможет издать ни звука. Если бы Кнокс оказался раненым или жил еще несколько секунд, преступление, совершенное в таком небольшом помещении, перед лицом стольких свидетелей, закончилось бы трагически для убийцы. Ведь убийца не мог быть даже уверен, что все спят! То, что не горели лампочки, еще не гарантировало этого. А вдруг хоть один из пассажиров не мог уснуть! Тот пассажир утром мог вспомнить, должен был вспомнить, кто из его спутников ночью вставал и, крадучись, шел вдоль прохода. А как мог убийца проверить, все ли спят? Не мог же он, передвигаясь по салону и останавливаясь возле каждого из нас, прислушиваться, а затем спокойно приблизиться к Кноксу и убить его одним точным ударом! Однако так случилось, и никто из нас утром ничего не знал, даже я, хотя находился так близко, ближе, чем кто-нибудь иной.

Так кто же убийца? Убийство, совершенное в столь сложных условиях, требует большой силы воли. В конце концов, каждый, кто убивает, знает, что его ждет, если он будет разоблаченным. Можно предположить, что это был я, потому что находился от Кнокса на расстоянии вытянутой руки. Но я знаю, что не совершал этого преступления. Есть еще второй человек, который при определенных условиях мог до минимума свести опасность раскрытия своего поступка. Этот человек — Барбара Слоуп, стюардесса.

Джо произнес последние слова спокойно, бросив взгляд на сидевшую тут же девушку. Она лишь пожала плечами и посмотрела, но не на него, а на Гранта.

— Этот человек зашел, как мне кажется, слишком далеко, — заметила она спокойно. — Мне очень неприятно, что сейчас я занимаю главное место в его кроссворде. Было бы даже интересно, если бы… если бы не была абсурдна сама предпосылка. Боже мой! Какую же цель я преследовала, убивая этого беднягу? — Она посмотрела на лежавшее неподвижно тело и содрогнулась. Потом обратила свои большие прекрасные глаза к Алексу. — Несмотря на то что вы как автор детективных повестей хорошо составляете такие ребусы, я просила бы вас отказаться от намерения даже в шутку, если это подходящее слово в таких обстоятельствах, ввести меня в эту трагедию! Мне очень неприятно.