Ад - [38]

— Пойду к сыну, — сказал он, проходя в комнату, из которой доносился заливистый звонкий хохот.

Денис в шортиках и в веселой голубой маечке сидел в кресле-каталке, а рядом с ним с игрушечным шприцем в руках стояла прелестная девочка, примерно его ровесница или чуть младше. Если Раиса обладала выраженным монголоидным типом внешности, то в Юленьке было намного больше европеоидного, а о происхождении ее бабушки слегка напоминали только глаза и скулы.

— Больной, не капризничайте, я должна сделать вам укол в правый верхний квадрат… то есть в квадрант ягодицы, — давясь от смеха, говорила девочка. — Вы должны обеспечить мне доступ к телу.

— Что тут у вас? — изумленно произнес Родислав. — Во что вы играете?

— Папа! — радостно закричал Денис. — Папа пришел! Юлька, это мой папа, его зовут Родислав Евгеньевич. А это Юлька, моя подружка.

— Очень рад, — серьезно сказал Родислав, поцеловав сына и протягивая девочке руку, которую та, нисколько не смутившись, пожала совсем по-взрослому, и Родислав удивился неожиданной силе ее маленькой ладошки. — Я принес вкусные пирожные. Как насчет того, чтобы выпить чайку?

— Здорово! — воскликнул мальчик, а девочка, мило улыбнувшись, сказала:

— С удовольствием.

«Надо же, какая воспитанная у Раисы внучка, — подумал Родислав, выкатывая кресло с Денисом в соседнюю комнату, где Раиса накрывала стол к чаепитию. — И такая взрослая! Сколько же ей лет? На вид — восемь-девять, как Дениске, но, может быть, она на самом деле старше?»

— Сколько тебе лет, Юля? — спросил он.

— Восемь. С половиной, — уточнила Юля.

— И во что же вы играли?

— В больницу. Дениска — больной, а я — медсестра, как бабушка, и я должна сделать ему внутримышечную инъекцию.

— Ты так много слов знаешь из медицины, — осторожно заметил Родислав. — И квадрант, и внутримышечная инъекция. Собираешься стать врачом?

— Если получится, — потупилась девочка. — Но вообще-то я больше хочу стать медсестрой, как бабушка.

— А почему не врачом?

— Потому что медсестра гораздо важнее, — очень серьезно объяснила Юля. — Врач только диагноз поставит и лечение назначит, а все остальное зависит от медсестры. Я стану хорошей медсестрой и всю жизнь буду рядом с Дениской, буду ему помогать и лечить его.

— Так уж и всю жизнь? — усомнился Родислав, пряча улыбку.

— Конечно, — Юля смело посмотрела ему прямо в глаза. — Мы поженимся, когда вырастем, и всю жизнь будем вместе.

— А почему вы так смеялись, когда ты собиралась делать Денису укол?

Юля прыснула и смущенно отвернулась.

— Ну пап, как же ты не понимаешь! — тут же вмешался Денис. — Юлька должна была сделать мне укол в попу, а я же не могу снять штаны и лечь, я же только сидеть могу, вот мы и искали способ, как мне повернуться и подтянуть ноги, чтобы она своим шприцем до моей попы достала. Мы чуть со смеху не умерли, пока я в своем кресле корячился.

— Раиса, — строгим тоном обратился Родислав к сиделке, — будьте любезны, на два слова.

Раиса поднялась и вышла вместе с ним в кухню. Родислав плотно притворил дверь в комнату и, оказавшись на маленькой тесной кухоньке, с негодованием посмотрел на сиделку.

— Что это все значит?! В какие игры играют дети?

— В обыкновенные игры, — Раиса безмятежно пожала плечами. — Что вас не устраивает?

— Меня не устраивает, что мой сын играет в больницу! Он и без того неизлечимо болен, он никогда не будет ходить без костылей, а вы поощряете игры, которые только напоминают ему о его увечье. И что это за разговоры про попу, про «снять штаны и лечь», да еще в присутствии девочки? Вы должны заниматься воспитанием Дениса, а не его развращением.

— Вы не правы, Родислав Евгеньевич, — мягко улыбнулась Раиса. — Повторю ваши слова: ваш сын неизлечимо болен, он никогда не будет ходить без костылей, так зачем делать вид, что у него все в порядке? Он должен с раннего детства привыкнуть к тому, что его жизнь не такая, как у других, что в его жизни всегда, до самой смерти, будут медсестры, уколы, капельницы и прочие прелести, без которых не обходится ни одна человеческая жизнь. Но только в его жизни это все будет сопряжено с инвалидным креслом и невозможностью самостоятельно подставить ягодицы под укол. Он должен к этому привыкнуть уже сейчас, привыкнуть и приспособиться, и ничто не может помочь этому лучше, чем игра. Денису нужно не только научиться жить со своей болезнью, но и научиться не стесняться ее, чтобы не было никаких комплексов. Вы видите: он не может подставить попку под укол, но вместо того, чтобы сердиться, расстраиваться и лить слезы над своим увечьем, он хохочет. А смех — это очень позитивно. Вы поймите, Родислав Евгеньевич, Денис болен тяжело и неизлечимо, это факт объективной реальности, который никто не в силах изменить. Вопрос только в том, как к этому факту относиться, как к трагедии или как к обстоятельству жизни. Я стремлюсь сделать так, чтобы Денис относился к своей болезни именно как к обстоятельству жизни, как к данности, с которой ему придется сосуществовать долгие годы. Вы хотите, чтобы всю жизнь он думал о том, какая трагедия с ним приключилась? Или чтобы он все-таки радовался жизни и постарался быть счастливым? Я не хочу, чтобы его болезнь стала для него постоянным источником страданий. Пусть он смеется над ней и над своей неловкостью, пусть забавляется и играет, пусть привыкает к тому, что в его жизни всегда будут неудобства и сложности, и это не катастрофа, а просто данность. Дети повеселятся вдоволь, у них будет хорошее настроение, а я потом под это настроение начну разучивать с Денисом новый комплекс упражнений для укрепления мышц рук, потому что именно сейчас, в этой неправильной, на ваш взгляд, игре, у него формируется понимание того, что сильные руки и плечи — огромное подспорье для него. Он будет видеть цель, более того, он сам ее сформулирует, и занятия принесут куда больше пользы, чем если бы я просто сказала, что надо заниматься. Он, конечно, послушается меня, но эффект будет куда меньше. И пусть вас не волнуют разговоры насчет попы и снятых штанов. Вы же знаете, у Дениски слабый иммунитет, он часто болеет, и мне постоянно приходится его колоть. Он с младенчества привык к тому, что приходится перед женщиной лежать со снятыми штанишками, для него это норма, повседневность. А вы что, хотели бы, чтобы он стеснялся и каждый укол превращался бы в целую трагедию?