Ад - [35]

— Это как же?

— Так, чтобы Любу не обидеть.

— А она догадывается?

— Я ж тебе говорю, она умная и тонкая. Она понимает, что иначе и быть не может. Переживает, конечно, а что она может сделать? От нее решение этой деликатной, как ты выразился, проблемы никак не зависит. Если бы у Родислава сложились с кем-то более или менее постоянные отношения, Люба об этом сразу же узнала бы, потому что он бы сам ей признался и попросил прикрыть от тестя и от детей. Раз не просит, значит, таких отношений ни с кем нет. А коль их нет, то сразу же встает вопрос: почему? И сразу же приходит в голову ответ: потому что есть та самая пресловутая деликатная проблема. А как с этой проблемой бороться, если не прибегать к помощи врачей? Правильно, методом проб и ошибок, как это делают девяносто девять процентов мужчин. Вот это все Люба и понимает.

— Ей, наверное, ужасно неприятно, — задумчиво произнес Камень.

— Еще бы! — поддакнул Змей. — Ладно, хватит вопросов, Новый год на носу, мы с тобой за болтовней все пропустим.

— Нет, погоди, — остановил его Камень, — я еще про Аэллу хотел узнать. Как она?

— О, эта дамочка процветает! Миллионерша по ихним меркам тех времен. Связей — вагон, может все, у нее на любую проблему найдется человек, который все решит. Любовник у нее в девяносто втором году был тот же, что и в девяносто первом, какой-то гражданин Швейцарии, крупный бизнесмен. В общем, своей личной жизнью Аэлла Константиновна более чем удовлетворена. Ну и Любу с Родиславом она по-прежнему пытается облагодетельствовать, это уж как водится. Недели через две после истории с Николашей она приехала к Романовым и привезла им два новых телефонных аппарата, один с автоответчиком и определителем номера, другой — с радиотрубкой. Эта роскошь только-только стала в России появляться. Ребята, говорит, это теперь модно, и мне все клиентки кинулись дарить телефоны, у меня их уже штук десять скопилось, девать некуда, выручайте.

— Жаль, Ветер не слышит, — хмыкнул Камень, — он бы порадовался.

— Так услышит еще, — успокоил его Змей. — Ворон же наверняка все это тебе станет рассказывать. А тебе придется покорно слушать, ты ведь не сможешь ему сказать, что уже все знаешь. Будешь слушать и удивляться, и ужасаться, и радоваться, и смеяться, и плакать, и вопросы уточняющие задавать, чтобы наш передвижной кинотеатр ни о чем не догадался. Как, выдержишь? Сможешь притвориться?

— Ничего, выдержу, — рассмеялся Камень. — Тем более что он мне только половину всего расскажет. Наверное, про похищение — и все. Про Николая Дмитриевича, Лелю и Аэллу он вряд ли догадается посмотреть подробно, если я сам не попрошу.

— Ну и ладно. Давай Новый год встречать. Сейчас я тебе орешков с медом поднесу, очень вкусно.

— А скоро Новый год-то? Который час?

— Приблизительно без двенадцати минут полночь, — сказал Змей, осмотрев звезды и Луну на небосводе. — Самое время старый год проводить.

* * *

К концу 1993 года Андрей Сергеевич Бегорский стал владельцем целого холдинга под названием «Пищевик». Помимо приобретенного в ходе акционирования завода, директором которого он был много лет, в холдинг входили несколько фирм по изготовлению по западным лицензиям оборудования для малых предприятий быстрого питания, а также два предприятия по производству продуктов питания, работающих на том оборудовании, которое разрабатывал и производил основной завод. Руководителем Андрей Сергеевич был отменным, весь персонал в его холдинге работал как часы, однако заставить свои предприятия функционировать в полную силу ему никак не удавалось — мешала сложившаяся к тому моменту система экономических и бюрократических отношений. На него наезжали всеразличные желающие поживиться: таможенники, пожарные, санэпидстанция, налоговики, городские власти — все от него чего-то хотели, а договариваться с ними он не умел и взятки давать не хотел. Он злился, шел на открытые конфликты, поскольку был свято уверен в собственной правоте, а его в ответ гнобили и прессовали. Из-за неумения договариваться с бюрократическим аппаратом и нежелания идти явно криминальным путем бизнес Бегорского оказался на грани краха. Однажды, придя в гости к Романовым, он пожаловался на свои неурядицы Родиславу, который отреагировал совершенно неожиданно для Андрея, ожидавшего просто сочувствия и, может быть, дружеского совета.

— Какие там у тебя проблемы? — весело спросил Родислав. — На какой таможне? Кто там с тобой плохо поговорил?

— Какой-то Искандаров, — растерянно ответил Андрей.

— Что ж ты мне сразу не сказал? Давно бы сказал — давно бы проблему решили. Сейчас мы ему позвоним, — и Родислав потянулся к телефону.

— Кому позвоним? — не понял Бегорский.

— Алику. Искандарову.

— А ты что, с ним знаком?

— Да не то словечко! Мы с ним раз в две недели в бане вместе паримся.

Родислав порылся в записной книжке, нашел нужный телефон, снял трубку и набрал номер.

— Алик? Здоров, это Романов. Как дела? Как сам? А Машка как? Ну, здорово. Я тебе чего звоню-то: то лекарство, которое я тебе обещал, через три дня привезут, так что не волнуйся… Ага. Да, кстати, что ж ты обижаешь моего хорошего товарища? Ну как — какого? Андрюху Бегорского, это, между прочим, мой друг детства. Он к тебе как к родному, со всеми документами, со всеми делами, а ты его куда послал?.. Ах, это он тебя послал? Ну, он у нас человек открытый, честный, прямодушный, не выдержал… Ну что ж ты так, а, Алик? Надо человеку помочь, на твоей таможне продукт завис скоропортящийся, а у него пищевое производство, ты же сам небось хочешь колбасу из качественных продуктов кушать, а не из просроченных, чего же парня вгонять-то в расходы… Ладно? Что ему нужно с собой взять? Ага… Ага… Понял, все передам. Во сколько завтра у тебя? В девять? Сразу примешь? Отлично… Лады… Нет, в среду, как обычно, мы с тобой паримся, никаких изменений. Всё, договорились, завтра Андрюха к тебе подбежит, а ты уж его не обижай. И в другой раз не обижай тоже, это наш человек. Ну, обнимаю.