Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 2, 1926-27 годы) - [18]

По пути домой (со мною) АА заговорила об этом... И сказала, что была поражена. "Что вы все со мной делаете!"

Подъезжая с АА на извозчике в Мраморный дворец (ехали с вокзала), я сказал ей, что Шилейко, наверное, не приготовил ни чая - и вообще никак не подготовился к ее приезду. АА ответила, что, конечно, так, что и Мани, вероятно, нет...

Маня оказалась дома, но по части Шилейко мы оказались правы: ничего, чая вообще в доме даже не было, так что я поехал сейчас же за булками, сыром, маслом и т. д. ...

Г. Чулков.

АА рассказывала, что была у Чулковых в Москве (была 11 марта). Видела у них А. И., и говорит о ней, что она очень хорошо выглядит, очень молода, покруглела, поправилась.

С Чулковым говорила между прочим об Альтмане, который был вместе с В. Ивановым на Кавказе (теперь). Вячеслав Иванов много ему рассказывал. Альтман (это не художник - другой) сказал В. Иванову, что он все записал... В. Иванов очень рассердился и сказал, что запрещает ему печатать их. Альтман ответил, что если он переживет В. Иванова, он все равно их напечатает. В. Иванов ответил, что в таком случае он в своем завещании повторит это запрещение. Но и это не подействовало на Альтмана, и он сказал, что все равно напечатает. АА передала мне этот разговор как пример недостойного человека и заметила, что у Альтмана все искажено и поэтому его записи все равно цены не имеют. Что он искажал намеренно - есть такие люди, способные на это; второй пример этому - Г. Иванов.

Говорила с Чулковым и о Гумилеве, и о работе, и обо мне. Чулков напомнил АА, что свою статью о "Колчане" он не напечатал, потому что она ему запретила. На мой вопрос: "Почему Вы запретили?" - АА ответила, что считала статью плохо написанной.

Чулков говорил АА обо мне и дал совет: "Передайте вашему молодому человеку, что работать по копиям нельзя, работать необходимо по подлинникам". АА передала мне это, сказала, что, в принципе, Чулков прав, но это правило никак нельзя (просто обстоятельства не благоприятствуют этому) применить к моей работе по Гумилеву.

Чулков и Эфрос провожали АА на вокзал, когда она уезжала из Москвы.

А. Блок.

АА рассказывала, что читала в Москве только что изданные письма Блока, из которых видно, что Блок был под большим влиянием (биографически) Мережковских, и это подтверждает мысли АА, что враждебное отношение Блока к Гумилеву вышло из дома Мережковских.

Чулковы не выпускали АА от себя (в Москве), пока она не прочтет им стихотворение. И до такой степени были настойчивы, что АА пришлось прочесть одно. Прочла "с отвращением и гримасами" старое стихотворение, по книге.

Кардовская.

АА была у Кардовских в Москве. У них было много народу. Смотрела портрет Гумилева, говорила обо мне и просила Кардовскую позволить мне его сфотографировать, когда я буду в Москве. Смотрела ее альбом. Выписала оттуда стихотворение Николая Степановича, а другое - то, которое принадлежит Николаю Степановичу, но вписано в альбом Анной Андреевной, не посмотрела даже: "Стыдно было...". Записала первые строчки стихотворений Анненского и Комаровского, вписанных ими в альбом.

Я спросил, не узнавала ли она о воспоминаниях Кардовской о Гумилеве. АА ответила, что Кардовская ничего, абсолютно ничего не помнит - дат и т. п. Но что обещала вспомнить и рассказать мне или Горнунгу (АА направила Горнунга к Кардовской).

Пастернак.

С Пастернаком АА виделась в Москве несколько раз; он приходил к ней и подолгу сидел у нее. Очень много говорили о поэзии, о том, как трудно невозможно - писать стихи теперь. Пастернак очень жаловался ей... Я спроси: "Читал ли он Вам стихи?". АА горячо ответила: "Я никогда такой мерзости не допустила бы!" - и рассмеялась.

С Пастернаком АА говорила много о Гумилеве и, между прочим, и обо мне. Пастернак просил АА передать мне его извинения за то, что он не поблагодарил меня письменно за присланные мной ему сообщения о Есенине. АА привезла сюда поэму Пастернака.

Пастернак долго смотрел на профиль АА и сказал ей: "Как вы похожи на сфинкса!". По этому поводу АА рассказала ему о фотографии, где она - в позе сфинкса, и обещала прислать ее ему.

Пастернак очень заботливо, очень хорошо отнесся к АА в Москве, и АА тронута его отношением (как тронута и отношением всех других москвичей к ней).

Горнунг.

АА в Москве сказала кому-то о Горнунге. И Горнунг пришел к ней. Она по моим описаниям узнала его сразу и спросила его, когда он вошел: "Вы Горнунг?".

Горнунг сидел у нее очень долго. АА пыталась что-то ему рассказывать, говорила о Гумилеве, обо мне, о работе... Показывала ему свою фотографию (переснимок Пунина с наппельбаумовской). Он смотрел на фотографию и сказал: "Какая вы молодая здесь!".

АА говорит о Горнунге так: "Он очень хороший, очень наивный, очень несведущий и... несчастный. И очень, очень милый!..".

Мнение прежнее о Горнунге осталось: он не умен.

Я спросил: "Он просил у вас автографа?"

- Нет, не просил.

- Видите, какой молодец! - сказал я на это.

Горнунг был у АА в Москве два раза. Просил ее передать мне письмо. АА привезла мне его письмо.

К. Вагинов.

Я подарил АА книгу К. Вагинова. Ей понравился внешний вид книжки. Заметила, что он напоминает журнал "Старые годы". Взяла читать - унесла в Мраморный дворец.