Ачи и другие рассказы - [33]

силушку великую:

Кабы столб был от земли до небушка,

Во столбу утверждено золото кольцо —

За кольцо бы взял — святорусску поворотил!

Говорят калики промеж себя:

«Много силушки дано Илье!

Не снесет его мать-сыра земля,

Надо будет поубавить ему силушки…»

Илья потчует калик в третий раз и отпивает снова. Он чувствует при этом, что его сила

…убавилась будто на половинушку…

После этого калики дают ему указания, как достать богатырского коня, с какими богатырями бороться и кого избегать, открывают ему кое-что из его грядущей судьбы. Илья Муромец выполняет все сказанное, достает себе коня, берет благословенье у отца и отправляется в Киев

…Заложиться за князя Владимира,

Послужить ему верою, правдою,

Постоять за веру христианскую…

Дорогой он освобождает Чернигов и берет в плен Соловья-Разбойника, которого убивает затем во дворе князя Владимира. После этого происходит его вышеописанная встреча со Святогором.

Как бы ни рассматривать тридцатитрехлетнее сиденье «сиднем» Ильи Муромца: с точки ли зрения физической — считая его больным паралитиком, с точки ли зрения духовной — в смысле его полной беспомощности и бездеятельности в духовном мире, или допуская одновременное сосуществование того и другого, параллелизм духовных и физических явлений, согласно принципу Тайноведения, что все материальное, физическое является лишь внешним выражением, внешним откровением духовного — то все же не подлежит никакому сомнению, что Илья поднимается со своего ложа для активной деятельности именно в силу изливающегося на него импульса Христова, воспринимает его всем своим существом — ибо импульс Христа пронизывает всего человека — и следует за ним. В чем заключается этот импульс?

Миссия Христа состоит в том, говорит Рудольф Штейнер, чтобы «принести человеку в душу внутреннюю самостоятельность, полную силу „Я“[22]. Отдельное „Я“ должно почувствовать себя вполне самостоятельным и обособленным, вполне само-в-себе-стоящим, и сближать человека с человеком должна только любовь, приносимая в виде свободного дара. Через Христов принцип должна войти в земную миссию любовь, все более и более возвышающаяся над материальностью и все более возносящаяся в духовное. Любовь произошла из низших форм, связанных с чувственностью. В первые времена человечества те любили друг друга, кто были связаны кровными узами[23], и считалось чрезвычайно важным, чтобы любовь имела этот базис кровного родства. Христос пришел, чтобы одухотворить любовь — чтобы, с одной стороны, вырвать ее из уз, коими стягивает ее кровное родство, с другой — чтобы дать силу, импульс для духовной любви. В среде последователей Ветхого Завета мы видим в полной мере выраженным то, что можно назвать: принадлежность к групповой душе, как основа отдельных „Я“ в коллективном „Я“. Мы видели, что выражение „я и отец Авраам — одно“ имеет большое значение для последователя Ветхого Завета; оно обозначает погруженность в сознание, что та же кровь, которая текла в жилах отца Авраама, течет и в нем, последователе Ветхого Завета; он чувствовал себя погруженным в целое» 37.

Эту характерную принадлежность древнего сознания к коллективному «Я», к общей групповой душе, с замечательной прозорливостью уловил А. Котляревский. «В эпоху юности народов», говорит он, «когда они не перешагнули еще своего природного состояния, человек почти на сознает себя, как отдельную личность, но спокойно и без намерения, без истинного знания и воли — действует, как член великого целого и живет только им, только в нем и с ним. Личность совпадает с совокупностью всего народа, исчезает в ней, а потому — как сознание человека, так и сами чувствования его являются не в особенной единичной форме, а коллективно: что сознает и чувствует он, то сознают и чувствуют все его соплеменники» 23.

Это пребывание в лоне групповой души особенно скреплялось и углублялось недопущением в сферу ея пришельцев, т. е. людей, не принадлежавших к ней по своему происхождению. Эта сопринадлежность выражалась в принадлежности к одному племени, в наличности общей крови в жилах каждого соплеменника; отсюда- строгое соблюдение чистоты крови, браки в пределах узкого круга. — В самом начале человеческого развития на земле браки совершались, вообще, лишь в самых узких кругах, в кровородственных семьях. «Близкий брак был тем, чего придерживались в начале человеческого развития» 37.

Но приносимая в виде свободного дара, чисто-христианская любовь человека к человеку, развитие которой является миссией Земли, могла возникнуть лишь при условии полного отрыва человека от коллективного «Я»… «Там нет истинной любви, где различные „Я“ связаны друг с другом рамками групповой души. Лишь после разъединения, имевшего место в человечестве, после которого одно „Я“ предстоит перед другими „Я“, как самостоятельная единица, лишь после него сделалась возможной любовь, как свободный дар одного „Я“ другому „Я“. Таким образом на земле должен был начаться все более усиливающийся индивидуализм…» 38.

«В силу этого», указывает Рудольф Штайнер в другом месте, «единичное человеческое „Я“ высвобождалось понемногу из групповой души, из группового „Я“; человек постепенно подходил к осознанию своего индивидуального „Я“… Дать людям то, в чем они нуждались, чтобы чувствовать себя уверенно и твердо в этом единичном индивидуальном „Я“ — вот в чем состояла миссия Христа. В этом смысле должны быть приняты слова, которые так легко понять превратно: „Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот недостоин Меня“