Аччелерандо - [85]

Эмбер встает и идет к окнам в передней части мостика. В черных джинсах и толстом свитере она едва ли похожа на феодальную королеву, роль которой играет для туристов.

– Брать их на борт было большим риском. Мне это совсем не нравится.

– Сколько ангелов может танцевать на булавочной головке? – Садек лихо улыбается. – У нас есть ответ. Но они могут даже не осознавать, что танцуют с нами. Это не те боги, которых вы боялись найти.

– Не те. – Эмбер вздыхает. – Они не слишком отличаются от нас. Мы ведь не особо-то хорошо приспособлены к этой среде, не так ли? Мы влачим телесные образы за собой, полагаясь на псевдореальности, которые можем сопоставить с нашими человеческими чувствами. Мы – эмуляции, а вовсе не туземцы от мира искусственных интеллектов. Где, кстати, Сю Ань?

– Могу разыскать ее. – Борис хмурится.

– Я попросила ее проанализировать время прибытия инопланетян, – припозднилась с объяснениями Эмбер. – Они близко – слишком близко. И явились с завидной скоростью – стоило нам только тронуть роутер. Думаю, теории ИИНеко ошибочны. Настоящие хозяева сети, к которой мы подключились, вероятно, используют для связи протоколы куда более высокого уровня; разумные информационные пакеты для создания эффективных шлюзов коммуникации. Эти «вунши» же, судя по всему, скрываются в засаде для новичков, чтобы потом их как-то использовать. Этакие извращенцы, прячущиеся за школьными воротами, – вот кто они такие. Не хочу подставляться им до того, как мы наладим контакт с реальным чуждым разумом!

– Возможно, у нас нет особого выбора, – замечает Садек. – Если проницательности у них, как вы подозреваете, нет, они могут испугаться, если вы измените их окружение. Или даже напасть на нас. Я сомневаюсь, что они вообще понимают, как создали зараженную метаграмму, которую передали обратно в наш адрес; она для них – всего лишь инструмент по приманке простодушных инопланетян, облегчающий процесс переговоров. Кто знает, где они им разжились?

– Грамматическое оружие. – Борис медленно поворачивается. – Встройте пропаганду в свою программу перевода, если вы хотите установить выгодные торговые отношения. Как мило. Неужели эти парни никогда не слышали об оруэлловском новоязе?

– Видимо, нет, – медленно произносит Эмбер, делая паузу на мгновение, чтобы через видеопоток запустить книгу и все три киноверсии «1984», а затем и межавторский цикл романов-продолжений. Она неловко вздрагивает, заново интегрируя воспоминания. – Ох, не самая приятная картина. Напоминает мне… – Она щелкает пальцами, вспоминая папин любимый мультсериал «Дилберт» [92].

– Дружелюбный фашизм, – говорит Садек. – «Кто бы ни был у нас у руля – это все не имеет значения». Таких сказок я наслушался еще у родителей, пока рос в революцию. Не питать сомнений в себе – значит отравлять душу, и эти чужаки хотят навязать нам свою уверенность.

– Думаю, надо проведать Пьера, – объявляет во всеуслышание Эмбер. – Что-то мне не хочется, чтобы они его первым отравили. – Она позволяет себе ухмылочку: – Это ведь моя работа.

Журналистка Донна пребывает везде одновременно. Удобное умение – позволяет вести беспристрастное освещение новостей, ведь можно брать интервью одновременно у всех сторон конфликта.

Прямо сейчас одна из Донн сидит в баре с Аланом Глашвицем, который, очевидно, еще не осознал, что может добровольно модулировать уровень дегидрогеназы этанола, и который, следовательно, близок к тому, чтобы напиться до бесчувствия. Она способствует этому процессу: ей увлекательно наблюдать за этим озлобленным молодым человеком, потерявшим свою молодость из-за беглого процесса самосовершенствования.

– Я полноправный партнер, – объявляет он с горечью, – в «Глашвиц и его „я“». Вот я – одно из этих «я». Мы все партнеры, но только Глашвиц Первый обладает хоть каким-то влиянием. Старый ублюдок – если бы я знал, что вырасту таким, то сбежал бы и влился в какую-нибудь коммуну хиппи-антиглобалистов. – Осушая стакан, он щелкает пальцами, требуя наполнить тот снова, до краев. – Я просто проснулся однажды утром и обнаружил, что меня воскресила моя прежняя сущность. Он сказал, что ценит мой юношеский задор и оптимистические перспективы, а затем предложил мне миноритарную долю с опционами на акции, на которые уйдет пять лет. Ублюдок.

– Расскажи мне об этом, – сочувственно просит Донна. – Мы все тут идиопатические типы, но среди нас пока еще не было ни одного мультиплекса.

– Чертовски верно. – В руках Глашвица появляется еще одна бутылка «Будвайзера». – Только что я стою в этой парижской квартире и вижу полное унижение от переодетого в девку коммунистического мудака по имени Масх и его скользкой французской сучки-менеджера, а в следующий момент я уже лежу на ковре перед столом моего альтер эго и он предлагает мне работу младшего партнера. Прошло уже семнадцать лет, и вот вся эта дикая чепуха, которую вытворял этот парень Масх, – обычная деловая практика, а я уже вшестером занимаюсь в приемной исследованиями, потому что я сам в версии 1.0 никому не доверяю серьезные дела. Унижение – вот как это называется.

– Именно поэтому ты здесь. – Донна выжидает, пока он сделает большой глоток из бутылки.