Аччелерандо - [57]

– Расскажи-ка о Франклинах. Это семейная пара? – спрашивает она у кошки. Все это время 3D-принтер усердно трудится: из криогенной высоковакуумной рабочей зоны под аккомпанемент негромкого шипения вынимаются последние крохи тепла. Недра машины рождают когерентные пучки атомов из конденсатов Бозе – Эйнштейна [77], парящих в вакууме на границе абсолютного нуля. Выстраивая на них интерференционные структуры, машина создает атомную голограмму, выстраивая идеальную копию какого-либо оригинального предмета, точную на атомном уровне. Никаких нескладных нанотехнологических частей, способных сломаться, перегреться или как-то изменить агрегатное состояние: полчаса – и из принтера появится нечто, клонированное с точностью до индивидуальных квантовых состояний всех атомов. Кошка пододвигается ближе к теплому ветерку из воздуховодов системы охлаждения и как будто сосредотачивается на чем-то своем.

– Боб Франклин умер года за два-три до твоего рождения. Твой предок с ним общие дела вел. Да и мать, кстати, тоже. В общем, он выгрузил бо́льшую часть своего сознания в Сеть, и его последователи-попечители периодически воссоздают придурка путем загрузки в свои импланты. Этакий борганизм, при деньгах и харизме. Фишечка в том, что наш Боб незадолго до смерти вплотную налег на космические программы, а кореш твоего предка разработал для него хитроумную финансовую схему, и теперь они – или он, уж не знаю, как оно там точнее, – замахнулись на постройку космической станции. Ее забросят аж на Юпитер, разберут там на части пару-тройку мелких лун и начнут постройку фабричного обогатительного комплекса по добыче гелия-3. Как раз связано с тем CETI-замутом, я уже про него говорила, но в дальней перспективе оно, конечно, по-всякому может сыграть.

Смысл кошачьей болтовни аккуратно минует уши Эмбер – потом придется выяснить поподробнее, что это за зверь такой, обогатительный фабричный комплекс, добывающий гелий-3, – но сама идея дать деру в космос смотрится классно: форменное приключение! Эмбер обводит взглядом гостиную, и та кажется ей хронокапсулой – мини-мавзолеем со стенами, обшитыми деревом, где увяз глубоко образ той Америки, которой в реальности и не существовало никогда. Тот самый симулякр, в который хотела сбежать ее родительница. Этакая камера Скиннера [78] для дрессировки, превращения дочери в шелковую.

– А на Юпитере интересно? – спрашивает она. – Я знаю, что он – большой и не очень плотный, но там хотя бы весело? Инопланетяне будут?

– Если хочешь когда-нибудь повидать этих ублюдков, уж туда тебе в первую очередь дорога, – протягивает кошка. Принтер, рыгнув, выплевывает фальшивый, но убедительно состаренный паспорт, замысловатую металлическую печать с выгравированной арабской вязью и вакцину широкого спектра действия, созданную под иммунную систему Эмбер. – Прилепи вакцину себе на руку, подпиши три верхних экземпляра контракта, положи все в конверт и шевели батонами – нам еще на самолет успеть надо.

Судебный иск настигает Садека за обедом.

Сидя в одиночестве в тесной, заполненной гудением каморке своей станции, Садек просматривает документ. Он написан на крайне неуклюжем арабском, налицо грубый машинный перевод. Истица – американка, женщина, что особо чудно́,– христианской веры. В сущности, ее иск – та еще нелепица. Садек доедает хлеб, убирает за собой и моет тарелку и только после сосредотачивается на сути послания. Какой-то глупый розыгрыш? Похоже, нет; будучи одним-единственным кади за пределами марсианской орбиты, Садек обладает уникальной квалификацией, чтобы услышать обращение, да и случай – тот самый, когда справедливость всяко необходима.

Женщина, ведущая богобоязненную жизнь, – конечно, не истинно верная, но в какой-то степени смиренная и интуитивно чувствующая веру, – лишилась единственной дочери из-за махинаций мужа, бросившего ее несколько лет назад. То, что женщина растила дочку в одиночестве, поражает Садека – как поражает любая огорчительная черта европейского быта, – но когда он читает краткий свод бесчестных дел ее бывшего мужа, то соглашается, что иногда нужно выбрать из двух зол меньшее, – любого ребенка, взращенного подобным проходимцем, ждала бы печальная судьба. И этот человек лишил истицу дочери, причем незаконным методом – не взяв дитя в дом, не предприняв попытки заняться воспитанием, а просто хитроумно поработив по западным юридическим традициям и зашвырнув во тьму дальнего космоса, где ребенка используют в качестве слуги прогресса сомнительные силы самозваного «прогресса». Те самые силы, коим Садек, посланец уммы на юпитерианской орбите, призван всячески противостоять.

Садек в задумчивости приглаживает короткую бородку. История скверная, но как он может помочь?

– Компьютер, – диктует он, – пиши ответ истице: сочувствую вашим страданиям, но не вижу способа помочь вам. Ваше сердце взывает о помощи пред Богом, благословенно имя Его, но это, несомненно, дело для светских властей Дар-аль-Харба [79]. – Он делает паузу и прикидывает: взаправду ли это так? В голове вращаются юридические шестерни. – Если бы истица смогла отыскать способ, при помощи которого шариат мог бы обеспечить над ее дочерью главенство, то я возьмусь за дело об ее вызволении из рабства, к вящей славе Господней, благословенно имя Его, и ради Пророка, да пребудет с ним мир. Конец письма, подпись, отправление.