Ачайваямская весна - [16]

Стадо крутится против часовой стрелки. Массивный диск из полутора тысяч животных. Стадо двигается в одном темпе, с одной скоростью, как патефонная пластинка. Мелодия исполняется однообразная — шорох оленьих копыт по снегу, глухой костяной стук сталкивающихся рогов да редкие голоса теляг-одногод-ков — то ли хрип, то ли лай. В это время прошлогодние телята вспоминают детство — подают голос. Олени большую часть времени безгласны.

Сейчас главная задача людей — отделить стельных важенок от основного стада и пересчитать всех животных.

— Давай, — машет рукой бригадир, стоящий возле Анатолия Арсентьевича.

Пастухи в коррале начинают подавать голос и напирать на олений круг.

Несколько самок останавливаются, всматриваясь в просвет между стенками корраля. Они некоторое время колеблются, а потом устремляются наружу. Против выхода также поставлены ездовые олени — приманка для заключенных в коррале.

— Вот такие у нас олени, — улыбается нам бригадир, — сначала в корраль не хотят, а как войдут — назад не выгонишь.

— Пять! — говорит Анатолий Арсентьевич и заносит руку с карандашом над тетрадью.

— Пять, — подтверждает бригадир.

Пастухи уже опять покрикивают, и оленухи застывают в нерешительности возле выхода. Они, как и первые, бросаются наружу. Одна вдруг разворачивается на бегу и стремительными прыжками мчится обратно.

— Э-э-эй! — кричат пастухи возле входа. Они выскакивают наперерез, и важенка бросается в сторону.

— Вот глупая, — комментирует бригадир, — иди лучше в декрет, чем бегать.

— Четыре! — считает Анатолий Арсентьевич.

Новая партия готова вырваться наружу. Три оленухи выскакивают в коридор между людьми и несутся прочь. За ними вылетает телочка. Увязалась по привычке за матерью.

— Ах! Ах! Экей! — вырывается из двух десятков глоток.

Мгновение — беглянка делает несколько скачков и падает, как подрубленная. Чаат тугой петлей затянут на шее. Конец чаата в руках у Ивана Ивановича.

Чаат — аркан — Ивана Ивановича сделан по классическим канонам. Он сплетен из ремешков оленьей кожи в четыре пряди. На одном конце — медное кольцо. В этой части чаат толщиной с мизинец. Длина его метров пятнадцать — двадцать. Противоположный конец его потоньше. У Чельгата чаат такой же. У других, у парней, что помоложе, чааты разные. Есть из капроновой веревки — видно, лень плести. С традиционным чаатом действительно хлопот много. Надо со шкурой повозиться, нарезав ее безупречными полосами, плавно сужающимися по всей длине, затем полосы вытянуть в меру и идеально отскоблить ножом. Потом надо спину гнуть, сплетать аркан и в довершение отполировать его. Взять капроновую веревку проще. Впрочем, есть и чааты из лахтачьего ремня. Лахтачий ремень можно вырезать идеально круглым. В сечении лахтачья шкура бывает более полутора сантиметров толщиной. Однако возни с ним не меньше: ножом выравнивать тридцать метров ремня — терпение надо иметь изрядное. Раньше такие ремни сюда поставляли береговые люди — коряки. Теперь совхоз покупает их в прибрежных хозяйствах.

Прошло совсем немного времени. Стадо кружит и кружит против движения солнца. Животные, поравнявшись с проходом, «вдавливаются» в общую массу.

Бригадир кричит своим что-то по-чукотски. Пастухи в коррале начинают кричать сильнее и чаще. Вертящийся круг приближается к выходу.

— Пусть погреются, — говорит бригадир. — Замерзнуть можно на такой легкой работе.

Возле выхода, с правой стороны, наперерез движению оленей выдвигается Чельгат. Старик слегка пригибается, приближаясь к краю стада, а потом выпрямляется и взмахивает кольцами чаата.

Крайние олени останавливаются и поворачивают вспять. Однако на них напирают идущие следом. Против самого выхода создается пробка. Наконец несколько оленей выскакивают, и пастухи встречают животных мощными возгласами. Вместе с важенками на свободу вырвались и однолетки. Взлетает первый, второй чаат. Два оленчика бьются на снегу. Кучка оленух несется по живому коридору. Лончак (бычок-первогодок) бежит вместе с ними в середине. Очередной чаат соскальзывает с его спины. Пастухи кричат что было мочи, не замечая своего крика. Кричит рядом с нами бригадир.

Лончак несется мимо последнего парня, нагнувшегося для броска и отведшего руку с чаатом за спину. Парень пропускает оленя, и рука его резко выбрасывается вперед и вверх. Петля пролетает вперед и цепляет рога лончака. Он падает на колени, вскакивает, бешено прыгая. Пастух, перебирая чаат, все ближе и ближе подходит к нему. Парень хватает его за рог и валит на землю. Так, держа его за рог, он и подволакивает нарушителя к корралю и снимает с него петлю. Олененок пулей врывается в стадо.

А Чельгат снова входит в корраль и становится поперек движения оленей. Опять в нерешительности останавливаются оленухи и устремляются наружу, теснимые другими. Эта группа пробегает сквозь строй ловцов, и снова на снегу остаются лежать прошлогодние телята, схваченные петлями чаатов.

Бригадир что-то кричит пастухам. Чельгат оборачивается и переспрашивает. Бригадир объясняет ему по-чукотски, а Анатолию Арсентьевичу — по-русски:

— Там есть один совсем больной, браковать надо.