«Абвер» ищет связь - [18]

Пушки начали бить часто. Он понимал — отряду не пробиться: река простреливалась с берега и на той стороне тоже были фашисты.

Снова стало тихо, так тихо, что слышно, как в траве путается легкий ветерок. Затем неторопливые шаги и отрывистые негромкие голоса фашистов. Аверьянов вздрогнул, схватил автомат, но отдернул руку, словно коснулся раскаленного металла. По телу пробежала дрожь...

В полевой жандармерии его не били. Тощий, нахохлившийся офицер подробно расспрашивал, кто он, как оказался в тылу немецкой армии, какое задание выполнял отряд. Срывающимся голосом Аверьянов торопливо рассказывал об известных ему воинских частях, называл фамилии командиров. В углу комнаты быстро стучала пишущая машинка. Офицер предупредил, если данные не подтвердятся, он передаст его в гестапо, а там не станут церемониться. Он так и сказал по-русски: «Не станут церемониться» — и посмотрел на побледневшего парня. Тот весь сжался под холодным взглядом, внимательно выверил каждое слово своих показаний и дрожащей рукой подписал.

Через несколько дней его доставили на какую-то станцию и кинули в обитый железом пристанционный склад. Как только мрачное помещение с наглухо забитыми окнами до отказа наполнилось людьми, подогнали эшелон.

Вагон скрипел, надсадно трещал на стыках, но каким-то чудом не разваливался. Рядом с Аверьяновым, притиснутый к вагонной двери, стоял молодой парень в разорванной офицерской гимнастерке.

— A-а, сволочи, — ругнулся он, — прикончили бы на месте. Нет, гады, везут в концлагерь.

Аверьянов вздрогнул, и тело его покрылось противным липким потом. Он слышал о фашистских концлагерях...

Через несколько дней эшелон остановился. Послышались резкие окрики команды, заскрипели двери теплушек. Фашисты решили навести ревизию живому грузу.

Люди падали на жесткий гравий, разбивая в кровь лица и руки. Фашисты выталкивали их прикладами, резкими окриками поднимали с земли и сбивали в тесную кучу у края платформы.

И вдруг вся охрана ринулась к вагонам, раздались короткие автоматные очереди, взвыла сирена. Аверьянов почувствовал осторожное прикосновение. Это был тот самый молодой офицер, что ехал с ним в теплушке. Взглядом он показал на низкое строение в нескольких шагах от края перрона. Аверьянов оглянулся: охрана металась около вагонов. Они сделали несколько шагов в сторону и оказались в кустах за стеной низкого строения.

— Дальше куда, — растерянно шепнул Аверьянов, — поймают, застрелят на месте.

— Кировоград это. Здесь у меня мать с отцом. До ночи бы переждать, там проберемся.

Разъяренные фашисты снова затолкали пленных в вагоны, и эшелон ушел дальше.

...Ночью беглецы выбрались к окраине города. Офицер постучал в темное окошко небольшого домика.

— Кто там? — послышался приглушенный женский голос.

Оказалось, родители офицера уехали из города к родственникам, в дальнюю деревню, а в доме поселилась незнакомая девушка. Она собрала ужин — несколько картошек да кусок черствого хлеба.

К вечеру следующего дня офицер засобирался:

— Давай, друг, пробираться к родителям в деревню. До нее верст десять. А оттуда — к партизанам.

Аверьянов встал, сделал несколько шагов и со стоном повалился на пол. Офицер и девушка подскочили, уложили его на кровать. Тихим голосом Аверьянов пробормотал товарищу:

— Ты иди, иди в деревню, а я отлежусь  и тоже уйду к партизанам. По одному даже лучше.

Девушку звали Валентиной. Она оказалась скромной, тихой, невзрачной простушкой. В город приехала перед самой войной из деревни и остановилась на квартире у приветливых хозяев. Когда город заняли фашисты, хозяева с двумя ребятишками ушли к родственникам — в городе их многие знали. А квартирантка осталась. Жила Валя тихо, незаметно. Домик на самом краю, и к ней только раз зашел немецкий патруль проверить документы.

Аверьянов быстро оценил обстановку. Дня два он пролежал в кровати, а Валя выполняла роль прилежной сиделки. На третий день он бодро ходил по дому, забыв о своей болезни.

Рослый, красивый парень, с крупным веселым лицом и ямочкой на подбородке, со стрелами разлетных бровей, да еще образованный, городской... Дней через пять они строили планы, как будут жить после войны в большом городе. А пока ему нужны документы: в любой день может нагрянуть патруль и его расстреляют. Девушка от этих слов приходила в ужас и металась по городу, стараясь найти хоть какой-то выход, чтобы сохранить своего красавца жениха.

Дня через три ей повезло — встретила школьную подругу из села. Оказалось, та работает в жандармерии и может все устроить.

Вечером к ним пришли гости — Валина подруга с каким-то мужчиной. Он представился:

— Алексей Гержов...

Посидели немного. Поговорили о том о сем. Гержов как бы невзначай обронил:

— Не устоять против германцев советской власти. — Внимательно посмотрел на Аверьянова. — Надо, пока не поздно, устраиваться в новой жизни...

Аверьянов не спускал с него глаз и неопределенно поддакивал. Тогда Гержов обратился к девушкам:

— Вы бы погуляли немножко, красавицы, у нас тут небольшой разговор будет...

На другой день Аверьянов переехал к Гержовым, а еще через несколько дней его определили на квартиру к супругам Валюшек. О невесте своей он тут же забыл и в скором времени женился на дочери хозяина — Клавдии. Свадьбу праздновали скромно — из гостей только следователь жандармерии Алексей Гержов с женой да родители невесты.