Абуджайская шаль - [45]

Отец Никон величественно взмахнул скипетром и торжественно присел в реверансе, приподняв длинный подол засаленной рясы.

— Вот эдак встречать вас будут — с реверансами! В Совете такую штуковину каждый имеет, по ней-то и отличают Видящего от простого смертного!

Отец Никон любовно погладил скипетр по гладкой, полированной поверхности.

— Его Софья Михайловна, царствие ей небесное, завсегда в этих часах хранила! Только ключик у неё был, а нынче вот, вишь — затерялся! И ведь как знала Старая Барыня, что усадьбе скоро конец, незадолго до пожара часики эти, вместе с книгами во флигель снести велела!

Отец Никон неожиданно пустил скупую слезу, и не найдя чем утереться, с благодарностью принял от Дарьи Платоновны белоснежный кружевной платочек.

— Святая женщина! — неизвестно в чей адрес произнёс батюшка, трубно сморкаясь в предложенный платок и утерев им же вспотевший лоб, заключил, — на сто шагов вперёд видела, храни господь её душу безгрешную!

После чего отец Никон бережно передал драгоценный жезл Николеньке, тут же подтолкнув его к пёстрому полотну, которое с таким вниманием доселе изучала матушка. При ближайшем рассмотрении это оказалась очень подробная карта с изображением здешней местности.

— А вот! — с восторгом продолжал отец Никон, — извольте-ка взглянуть — карта имения нашего! Здесь — всё! До каждого пенёчка, каждого кустика всё как есть обозначено!

Дмитрий Степанович и господин Мюллер, оставив свои странные изыскания, тоже подошли взглянуть и вскоре все пятеро дружно сидели за большим письменным столом вокруг разложенной карты испещрённой таинственными письменами и знаками.

— Вот оно, царство наше! — любовно провёл ладонью по неровной поверхности старинного холста Генрих Карлович.

— И царство и тюрьма! — тотчас откликнулся отец Никон.

— Отчего же тюрьма? — недоумённо вскинул брови Дмитрий Степанович.

— Да оттого, что пришельникам нельзя покидать границы имения, — пояснил священник, — ежели только по особому соизволению Видящего, да и то — ровно как пёс на поводке!

— А вы разве не человек?! — потрясённо спросил Николенька.

— Отчего же?! Человек, как есть человек! — снова мелко захихикал отец Никон, — я-то человек, а вот супруга моя, кто не знает, пришлая, и детки, стало быть, как здесь родились, так тут и помрут, нет им хода отсюдова — никуда и никогда!

— А разве можно людям с пришельниками-то венчаться? — строго вопрошала Дарья Платоновна.

— Нельзя, мать моя! Это уж и вовсе не можно! — гримасничая, отвечал отец Никон, — но слаб человек! Слаб и духом и телом! Что же делать, молод я был, а сердцу-то не закажешь, кого возлюбить! Так вот и обвенчались с Дуняшей моей с благословения Софьи Михайловны, царствие ей небесное! Благословила, да зарок велела дать, что я теперь вроде как пришлый, отсюда мне хода нет! — он снова рассмеялся, будто вспоминал необыкновенно смешные вещи.

— Да я то что! — польщённый всеобщим вниманием воодушевлённо продолжал отец Никон, — я то, как ни будь! Ништо — не пропаду! Да и привык я здесь, куда мне отсюдова? Деточек жаль, им бы учиться, да нет — нельзя! Так и судьба им видно с мужиками век в деревне крестьянствовать!

Рассказывая, он всё продолжал смеяться, но Николай заметил, как дрожит его голос и маленькая слезинка, навернувшись на кончик коротких выгоревших ресниц, бесшумно упала, растворяясь в воздухе. Видно не одну бессонную ночь провёл отец Никон в тяжких думах за судьбу своих детей.

— Полно вам убиваться-то, батюшка! — пожалела его Дарья Платоновна, также заметившая его невысказанное горе, — чай, сами вы такую судьбу выбрали, чего уж пенять!

— Истинно так, матушка! — благоговейно глядя на Дарью Платоновну резко изменившимся голосом (уж более он не дрожал!) пропел отец Никон, — уж верно сам господь бог всемилостивый вашими-то устами говорит! Что ж мне роптать!

И суетливо захлопав себя по бокам, будто что-то отыскивая, забормотал невнятно, пряча сощуренные в горькой усмешке глаза.

* * *

— К делу, господа! — призвал собрание господин Мюллер, и почтительно обратился к Перегудову, — вы позволите начать, Дмитрий Степанович?

Перегудов молча кивнул, неторопливо набивая табаком деревянную трубку.

— Итак, господа, — торжественно заговорил управляющий, — перед вами подробно составленная, но несколько устаревшая карта имения основанного в 1603 году Данилой Евграфовичем Перегудовым. Как гласит древняя рукопись, — Генрих Карлович широким театральным жестом указал на потрёпанный манускрипт, который они внимательно изучали с Дмитрием Степановичем, — Данила Евграфович имел в своей жизни редкую возможность встретиться с высшими божественными силами, случай, который предоставляется далеко не каждому. Не растерявшись при встрече, ваш предприимчивый предок тут же попросил о некоей услуге, суть которой в рукописи не раскрывается. Судя по всему, его просьба была выполнена, но в обмен на то, весь род Перегудовых навечно обременён заклятием, исполнять обязанности Видящего, на границе Открытых миров. Если внимательно изучить записи Данилы Евграфовича, данную ношу, ваш далёкий предок принял с восторгом, ибо человеком слыл весьма авантюрного склада. Но вот один из сыновей его — Александр, не захотел продолжить дело отца, и ему пришлось навсегда покинуть имение. После смерти Данилы Евграфовича титул Видящего перешёл к Михаилу Даниловичу, а после к дочери того — Софье Михайловне. Поскольку Софья Михайловна была бездетна, то должность Видящего по праву переходит к вам, Дмитрий Степанович, как к старшему представителю семейства.