Абу Нувас - [13]

На следующий день, вбежав в лавку, он, захлебываясь, начинает рассказывать о том, что случилось. Хозяин вздыхает:

— Им мало светлого дня, они хватают людей темной ночью как волки, да проклянет их Аллах!

— А что сделали эти люди?

Абу Исхак не успевает ответить — в лавку входят сразу несколько посетителей и он идет к ним. Усаживает на ковре и велит Хасану принести высушенный базилик, настой из красного едкого перца, мускус в деревянных, серебряных коробочках и шелковых мешочках.

Говорят о том, что прошлая ночь была неспокойной. Горбоносый толстяк, наверное перс, рассказывает, что на многих улицах стражники халифа врывались в дома и уводили людей, которых подозревали в том, что они в сговоре с мятежниками, врагами нынешнего правителя. Абу Исхак благоразумно молчит.

Убирая ненужные коробочки, Хасан неожиданно произносит нараспев — как читают свои стихи бродячие поэты на рынке:

Дивные дела творятся в Басре,

дивлюсь я ее жителям —

Днем они ловят сетями рыбу в море,

а ночью их ловят на суше стражники повелителя правоверных.

IV

— Сегодня, сынок, ты отправишься с важным поручением к самому наместнику. Хорошенько вымой руки и смажь их благовонным маслом. Наш новый наместник Хайсам ибн Муавия не любит шутить. Если ему покажется, что у тебя грязные руки, нам не миновать беды, ведь он велел через своего слугу, чтобы ему доставили лучших благовоний и предупредил, что сам осмотрит их. Нынче благовония вошли в моду, потому что наш халиф Абу Джафар взыскивает с тех, кто небрежно одет, и требует от своих придворных и наместников умащать голову и бороду благовониями, чтобы волосы бороды блестели и были мягкими. Он считает, что когда простонародье видит наместника, облаченного в дорогую одежду и чует благоухание его бороды, уважение к власти увеличивается.

Абу Исхак серьезен и мрачен. Хасан никогда еще не видел его таким строгим. Наверное, новый наместник и вправду не любит шутить — веселье не в чести при дворе Абу Джафара. Говорят, что повелитель правоверных приказал жестоко избить и продать одного из своих рабов только потому, что услышал, как тот играет на тамбурине.

— Жди новых бед от новых правителей, — продолжает Абу Исхак. — Эта пословица еще никогда не обманывала. Правда, и старые не лучше…

Спохватившись, хозяин добавляет:

- Впрочем, это не наше дело. Нам нужно послать лучших благовоний Хайсаму ибн Муавии, и если он хорошо заплатит и не обманет, нам больше не о чем думать, а от судьбы все равно не уйдешь.

Абу Исхак дает Хасану большую позолоченную шкатулку. В ней самое дорогое благовоние — галия, сделанное из смеси амбры и разных душистых трав. Крышка шкатулки резная и украшена сердоликом, а в середину вправлена большая жемчужина. Если нажать на нее, крышка откидывается. Хасан залюбовался искусной работой и несколько раз нажал на жемчужину. Благовоние было покрыто вышитым шелком и еще тисненым сафьяном, а сверху лежал засушенный рейхан — ароматная трава. В лавке еще сильнее запахло пряным запахом степи, а Хасану стало грустно. Ему вдруг захотелось снова увидеть бесконечные холмы и высохшие русла потоков, услышать свист сусликов и шуршание песка, стекающего струйками с возвышенностей…

В это время дверь лавки отворилась, и порог переступил человек в непомерно высокой чалме. — Привет вам, — сказал вошедший, и Хасан узнал его. Это был один из писцов, которые приходили в гости к Абу Исхаку.

— О Боже, — воскликнул Абу Исхак, — что за чалма!

Писец, осмотревшись, спросил Абу Исхака, — У тебя нет здесь никого постороннего?

— Нет, только этот мальчик, но я доверяю ему, говори, не бойся ничего.

Писец неожиданно снял чалму и протянул ее Абу Исхаку. Хасан тоже потянулся посмотреть. Чалма была намотана на высоченную остроконечную шапку из грубого войлока. Внутри ее поддерживало несколько стеблей тростника.

— Что это такое? — спросил Абу Исхак.

Писец, взяв шапку с накрученной на нее чалмой, надел ее с видимым отвращением, а потом вполголоса сказал:

Мы просили повелителя правоверных увеличить нашу долю,

И избранный богом имам увеличил долю наших шапок.

Посмотри на головы людей, они похожи

на винные кувшины, закутанные в бурнус.

Абу Исхак и Хасан засмеялись, а писец сказал:

- Я не знаю, чьи это стихи, но в Басре передают их вот уже несколько дней, с тех пор, как к нам пришел приказ повелителя правоверных носить только шапки не меньше полутора локтей высоты. Мальчишки, увидев меня в такой шапке в первый раз, подумали, что я безумный, и забросали камнями. Теперь они уже привыкли, но я, клянусь Аллахом, никак не могу привыкнуть. Будь проклята эта шапка, и те, кто носят ее, и те, кто приказал носить ее!

— Тише! — испуганно прошептал Абу Исхак. — Лучше носить высокую шапку, чем лишиться того, на что можно ее надеть!

Потом, обратившись к Хасану, приказал:

- Иди, сынок, и береги шкатулку, если она пропадет, я не смогу достать другой такой — это половина моего состояния.

Хасан вышел из лавки. Было рано, солнце еще не набрало силу, улицы, политые у дверей домов водой, были почти пусты, а воздух еще не наполнился пылью и конским потом. Пахло только рыбой и от воды доносился запах водорослей. Дом наместника находился неподалеку от Мирбада, где стояли дворцы басрийской знати. Хасан неторопливо зашагал к площади, крепко зажав шкатулку подмышкой. Постепенно улицы стали заполняться людьми. Шли на рынки мясники, медники, на носилках несли богатых купцов, проезжали на холеных лоснящихся конях нарядные всадники — сыновья знатных арабов. Мирбад — самое оживленное место или, как говорят коренные басрийцы, Мирбадан — в Басре.