И между прочим, это тоже — на отличном йтэн, лучше, чем я сам говорю. Я-то светского этикета не знаю, папашка пират был, мамуля — маркитантка, у кого обучаться…
А остальные как прыснут — серебряными иголками в уши:
— Ах, как ты божественно прекрасен, сын небес!
— Что красота — как ты возвышенно мудр!
— О, сколь могучи твои железные крылья!
— Прости нам нашу неслыханную дерзость — мы умираем от ужаса!
И тут до меня дошло: эти хорошенькие сволочи просто надо мной издеваются.
Им, мерзавцам таким, на самом деле не только не страшно, но даже не удивительно. Никакой я им не сын неба — просто болван, который впёрся в их владения и таращится, отвесив хлебальник — людей никогда не видел.
— Да ладно уже, — говорю тогда, — развлекаться-то! Человек тут первый раз, а вы уже и лезете с вашими насмешками! Ни стыда, — говорю, — ни совести…
Это им ужасно понравилось, они прямо закатились там у себя на деревьях.
А та первая девочка отсмеялась и говорит:
— Ну и зачем же ты, воин звёзд, посетил нашу землю?
— Вашу Мангру? — спрашиваю.
— Нет, — говорит. — Наш Поющий Лес.
— Честно? — говорю. — Случайно. Я тут ищу кое-что, ну и приземлился в вашем лесу наугад.
Они вроде бы заинтересовались даже больше, чем я мог рассчитывать.
— Что ж ты ищешь? — спрашивает один в голубых шелках.
— Ну как вам сказать, — говорю. — Вроде как такую вещь, которая двигает машины.
А они как давай корчить брезгливые гримаски!
— Машины? Это такие грубые, тяжёлые и вонючие?
— Какая бяка! Фу! И зачем это, спрашивается, их куда-то двигать?
— И ты вот это ищешь у нас? А ты, оказывается, нехороший, небесный воин…
— А что, — спрашиваю, — собственно, в машинах плохого?
А та первая девочка сморщила носик и говорит:
— А что хорошего? Неестественно, гадко и грязно.
— А как же, — говорю, — железные крылья? Ведь круто же, а?
Вот тут они по-настоящему развеселились. Все их прежние хихиксы просто в счёт не идут. Они повизгивали и стонали, и вытирали слёзки, а когда вдосталь наразвлекались, спустились вниз со своих деревьев.
Красивое было зрелище и странное. Вроде перышек, если их бросить с высоты: медленно так спланировали, только волосы волной разлетелись и рубашечки раздулись, как парашютики. И на землю не встали, а вроде как дотянулись до неё кончиками пальцев — у всех босые ножки, зуб даю, лучшие ножки в нашей части галактики. Совсем игрушечки.
В общем, сущее кино. Но нарисовать-то, дело ясное, что угодно можно — а тут всё наяву! И я ещё подумал: сколько ж весит такая лапусечка? Положим, рост у них не богатырский — но всё-таки? Ведь живое же тело!
А они тем временем окружили мою авиетку и комментируют:
— Как внушительно! Почти божественно!
— Н-да-с, совершенная техника…
— Удивительно просто: неужели такая ко-онструкция — и вдруг летает?!
— А давайте её сталкивать! Со скалы, например? Ба-бах!
— Хватит уже! — говорю. — Давайте вас сталкивать! Вы ведь сами сверху вниз летаете!
А они — хи-хи-хи — и врассыпную! Как связка воздушных шариков с гелием внутри, если верёвочка лопнет. И до меня дошло, что не весят они абсолютно ничего.
Я одного, что подвернулся, в лиловых цветах, поймал за ножку. Крохотная тёплая ножка — и тянет вверх, как тот самый шарик на ниточке, легонько, но ощутимо. А владелец как брыкнётся!
— Свободу летающему люду! — кричит. — Помогите, охотятся!
Похоже, они дружно решили, что развлекалово продолжается.
Я всех их девочек переподнимал — будь у меня такая подруга, на руках бы её всю жизнь носил, честное слово! Одно удовольствие. Они свой вес меняют, как захотят — и когда им летать не надо, делаются, как маленькие птахи. Будто одну одёжку в руках держишь. Что они с законом тяготения вытворяют — я так и не понял. Я их серьёзно спрашиваю, а они издеваются в своём стиле:
— Бабочек едим.
— Не слушай её, всё по-другому: берёшь ветер, только несильный, обвязываешь шарфиком…
— Всё враньё, слушай меня: тут самое главное — ни о чём не думать. От мыслей голова перевешивает…
— Слушайте, трепачи, — говорю, — скажите лучше, где вы так насобачились говорить по-нашему?
— Мы, — хохочут, — дорогуша, вообще всё знаем!
— И как только, — говорю, — у вас головы не перевешивают? Ну ладно. Если всё знаете, тогда где взять пирит?
— А это минерал? Тогда под землёй. А если под землёй — значит, в подземельях ищи. Пусть тебе хозяева подземелий сами покажут.
— А где, — спрашиваю, — те подземелья?
— Вот сейчас и выкопаем, — говорят. — Только бы ты улыбался.
Пойди получи от них серьёзную информацию!
Но к тому моменту я с ними уже освоился. Всё-таки, славненькие, весёлые… сволочи… И вокруг их уже собралось душ пятьдесят. Что показательно: дети у них такие же лапулечки, только маленькие, а старых и даже просто зрелых совсем не видно. Все подросточки. И я даже подумал, что эта летающая братия совсем не взрослеет. В принципе. Что они это физически не могут. Помню, даже решил, что они и не умирают — ну как таких вообразить мёртвыми? Невозможно…
Где они живут, в смысле, где у них дома, я так и не узнал. "Здесь и живём", — говорят. Но не на деревьях же! Чем питаются и как делают себе такую одежду и такие феньки — между прочим, сложные в работе безделушки — опять же непонятно. "Колдуем", — говорят. Но несмотря на всю эту чушь, я понял, что мозги у них не первобытные. Что они до чего угодно сходу дорубают. И я решил, что на Мангре все жители такие умные, смелые и весёлые. И хорошенькие.
