Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - [20]
Еще ели картофельное пюре с подливкой, стручковую фасоль, кукурузу, клюквенный соус и тыквенный пирог. Это был настоящий пир.
Я всегда думал: до чего ж забавно, что индейцы празднуют День благодарения. Ну, то есть, конечно, в первый совместный День благодарения индейцы были с пилигримами дружбаны не разлей вода, но спустя несколько лет пилигримы начали стрелять в индейцев.
Так что я никогда не мог врубиться, почему в этот день мы едим индейку как все остальные.
– Слушай, пап, а за что индейцы должны быть так благодарны?
– Мы должны благодарить, что нас всех не перебили.
Мы ржали как сумасшедшие. Хороший получился день. Папа был трезв. Мама собиралась вздремнуть, бабушка уже спала.
Но мне не хватало Рауди. Я всё поглядывал на дверь. Последние десять лет он всегда приходил, чтобы сразиться со мной на скорость поедания тыквенного пирога.
Я так скучал по нему.
Поэтому нарисовал картинку: мы с Рауди, как раньше.
Потом надел куртку, обулся, подошел к дому Рауди и постучал.
Дверь открыл отец Рауди, как всегда пьяный в хлам.
– Младший, – сказал он, – тебе чего?
– Рауди дома?
– Не-а.
– А-а, ну ладно. Я вот тут для него нарисовал. Можете ему передать?
Отец Рауди взял рисунок и какое-то время разглядывал. Потом ухмыльнулся.
– Ты типа гей, что ль? – спросил он.
Ага, вот этот чувак воспитывает Рауди. Неудивительно, что мой лучший друг всегда такой сердитый, фу ты.
– Можете ему просто передать? – говорю.
– Угу, передам, хотя это немного и голубовато.
Так хотелось выругаться на него. Хотелось сказать, что, по-моему, этот поступок – поступок смелого человека, что я пытаюсь восстановить порушенную дружбу с Рауди, что я по нему скучаю, и если это гомосексуально, то ладно – значит, я самый голубой парень в мире. Но я ничего не сказал.
– Ладно, спасибо, – произнес я вместо всего этого. – И счастливого Дня благодарения.
Папаша Рауди захлопнул дверь. Я пошел прочь. Но перед тем как свернуть на дорогу, обернулся. Я видел Рауди в окне его комнаты на втором этаже. Он держал мою картинку. Смотрел, как я ухожу. И еще я видел грусть на его лице. Я знал, что он тоже по мне скучает.
Я ему помахал. Он показал мне средний палец.
Я крикнул:
– Вот спасибо, Рауди!
Он отошел от окна. Мне стало на минуту грустно. Но потом дошло, что он, может, и послал меня, но рисунок-то не порвал. Если б он меня так ненавидел, разорвал бы его в мелкие клочки. Это разбило бы мне сердце сильнее, чем всё, что только можно вообразить. Но Рауди до сих пор уважает мои рисунки. Так, может, и ко мне у него еще осталась капля уважения.
Муки голода
Наш учитель истории мистер Шеридан пытался рассказать нам что-то о гражданской войне, но был так занудно монотонен, что учил только тому, как спать с открытыми глазами.
Я должен был выбраться оттуда. Поэтому поднял руку.
– Что такое, Арнольд? – спросил учитель.
– Мне надо в туалет.
– Терпи.
– Не могу.
Я надел маску «если-не-выйду-сейчас-у-меня-взорвется-лицо».
– Что, правда, так сильно надо? – спросил он.
Изначально вообще-то не надо было, но теперь я понял, что да, надо.
– Очень сильно надо, – говорю.
– Ладно, ладно, иди.
Я направился к туалетам возле библиотеки, поскольку, как правило, они гораздо чище тех, что рядом со столовой.
Итак, я нацелился сходить по-большому, сел на толчок и сосредоточился. Вошел в режим дзен, пытаясь получить от процесса духовный опыт. Однажды я прочел, что Ганди относился к этому серьезно. Кажется, говорил, что качество и состояние его стула отображают качество и состояние его жизни.
Да, знаю, наверное, вы правы: я слишком много читаю.
И уж точно слишком много читаю о дефекации.
Но это важно, понимаете? Итак, я сделал дело, спустил, вымыл руки и принялся давить прыщи перед зеркалом. Занятие это тихое, сосредоточенное, и тут слышу – какой-то странный звук из-за стенки.
А там у нас туалет для девочек.
И снова этот звук странный.
Хотите знать какой?
Ну примерно такой:
АРГГXXXXXXXXXXXXXXССССССССССССССППППППППППГГГXXXXXXXX, АРГГXXXXXXXXXXXXXXССССССССССССССППППППППППГГГXXXXXXXX!
Как будто кого-то тошнит.
Неа.
Как будто тошнит не человека, а «Боинг 747».
Я собрался было вернуться в класс и дальше внимать блистательному нашему учителю истории, но тут звук повторился.
АРГГГXXXXXXXXХСГСЛЛЛСКСССXXДКФДДЖСАБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЫЭЮЯ!
Так, а может, у кого-то грипп или еще что. Может, это приступ почечной недостаточности. Я не могу просто уйти.
И постучал в дверь. Дверь женского туалета.
– Эй, – говорю, – у тебя там всё в порядке?
– Уходи!
Голос девочки – оно и понятно, туалет-то для девочек.
– Хочешь, я учителя позову или еще чего? – спросил я через дверь.
– Я сказала – УХОДИ!
Я не тупой. Тонкие намеки могу понять.
И я пошел, но что-то потянуло меня обратно. Не знаю, что именно. Если вы романтик, можете считать, что судьба.
Итак, мы с судьбой прислонились к стене и стали ждать.
Должна же она в конце концов выйти, и тогда я смогу убедиться, что с ней всё в порядке.
И вскоре она вышла.
Прекрасная Пенелопа, жующая булочку с корицей. Явно пыталась перекрыть запах рвоты огромным куском булочки с корицей. Но это не сработало. Она просто пахла так, будто кто-то наблевал на большое, старое коричное дерево.
