Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - [18]
А я думаю, мы с ней настоящие воины, понимаете?
А воины не боятся вступать в конфронтацию.
Так что на следующий день в школе я подошел прямиком к белокожему гению Горди.
– Горди, – сказал я, – мне надо с тобой поговорить.
– Мне некогда, – ответил он. – Нам с мистером Оркутом нужно в нескольких компах запустить антивирус. Ты тоже ненавидишь компьютеры? Вечно они тормозят, виснут, подвергаются вирусным атакам. Прямо как французы во время бубонной чумы.
Фигасе, а еще меня называют двинутым.
– Я предпочитаю «маки», а ты? – спросил он. – Они такие поэтичные.
Этот пацан влюблен в компьютеры. Не пописывает ли он часом втайне от всех любовные романы о худеньком белом мальчике-гении, который занимается сексом с эппловским компьютером-полукровкой?
– Компьютер есть компьютер, – отвечаю. – А какой – мне без разницы.
Горди вздохнул.
– Ну так что, мистер Смельчак, собираешься весь день докучать мне своими плеоназмами или уже скажешь что-нибудь?
Плеоназмами? Это что еще такое? Но не спрашивать же Горди – еще подумает, что я безграмотный индейский дурачина.
– Что, не знаешь, что значит плеоназм? – спросил он.
– Вот еще, – говорю. – Знаю, разумеется. Тоже мне.
– Врешь.
– Нет, не вру.
– Нет, врешь.
– Откуда тебе знать?
– Оттуда, что у тебя зрачки расширились, дыхание немного участилось и пот выступил.
Ага, ладно. Значит, Горди – еще и человек-детектор лжи.
– Ну ладно, вру, – сказал я. – Так что такое плеоназм?
Горди снова вздохнул.
Я УЖЕ НЕНАВИЖУ ЭТОТ ВЗДОХ. ХОТЕЛОСЬ ДАТЬ ЭТОМУ ВЗДОХУ ПО МОРДАСАМ.
– Плеоназм – это избыточное повторение одной и той же мысли другими словами, – сказал он.
– А-а-а.
О чем он вообще говорит?
– Частный случай тавтологии.
– А, ты имеешь в виду тавтологию, типа масло масляное.
– Да.
– То бишь как если бы я сказал что-то вроде «Горди – хрен безухий и ухо без хрена», это было бы плеоназмом.
Горди улыбнулся.
– Это не совсем плеоназм, но забавно. Своеобычное у тебя остроумие.
Я засмеялся.
Горди тоже засмеялся. Но потом до него вдруг дошло, что я смеюсь не с ним, а над ним.
– Что смешного?
– Просто не верится, что ты сказал «своеобычное остроумие». Как будто ты голимый британец.
– Ну да, я немного англофил.
– Англофил? А это что еще такое?
– Это тот, кто любит старую добрую Англию.
Божтымой, это же натурально восьмидесятилетний профессор литературы, попавший в тело пятнадцатилетнего подростка.
– Слушай, Горди. Я знаю, ты гений и всё такое. Но всё-таки ты очень странный.
– Я осведомлен о различиях между мною и остальными. Но не стал бы классифицировать их как странности.
– Не пойми меня неверно. Я думаю, быть странным – классно. В смысле, ты погляди на всех великих – Эйнштейн там, Микеланджело, Эмили Дикинсон. Все они были сильно со странностями.
– Я на урок опоздаю, – сказал Горди. – И ты опоздаешь. Может быть, как говорится, перейдешь уже к сути?
Я смотрел на Горди. Он был крупный, сильный от таскания мешков и вождения грузовиков. Может, даже самый сильный умник в мире.
– Я хочу с тобой дружить, – сказал я.
– Что, прости?
– Хочу с тобой дружить, – повторил я.
Горди отступил.
– Уверяю тебя, я не гомосексуалист, – сказал он.
– Ой, нет! Я не имел в виду такую дружбу. Нормально дружить. Ну, просто смотри, как много у нас с тобой общего.
Теперь Горди изучал меня.
Я был индеец из резервации. Одинокий, грустный, замкнутый, испуганный.
Совсем как Горди.
Так мы и стали друзьями. Не лучшими друзьями, не как с Рауди. Секретами мы не делились. Как и мечтами.
Нет, мы вместе учились.
Горди научил меня учиться.
И самое главное, научил читать.
– Слушай, – сказал он однажды в библиотеке, – ты должен прочесть книгу трижды, чтобы понять. Первый раз читаешь ради сюжета. Движение от сцены к сцене, которое задает книге скорость, ритм. Это как плыть на надувном плоту по реке. Просто следишь за поворотами. Это понятно?
– Ваще не понятно, – говорю.
– Да всё тебе понятно.
– Ну ладно, понятно, – говорю. Вообще-то нет, но Горди в меня верил. Он не позволял мне сдаваться.
– Второй раз читаешь книгу ради истории. Ради исторических знаний. Думаешь над значением каждого слова и откуда это слово пришло. Скажем, читаешь роман, в котором есть слово «спам», и узнаешь, откуда это слово появилось, ясно?
– Спам – это ненужные письма, – сказал я.
– Да, это его значение, но кто изобрел это слово, кто первым его использовал и как значение слова изменилось с момента его первого использования.
– Я не знаю.
– Ну, вот это всё ты и должен выяснить. Если не относишься к словам с такой серьезностью, то и к роману ты относишься несерьезно.
Я подумал о своей сестре в Монтане. Может, любовные романы – и впрямь дело весьма серьезное? Сестра была в этом уверена. Я вдруг осознал, что если каждый момент книги нужно воспринимать с такой серьезностью, то и каждый момент жизни – тем более.
– Я рисую, – сказал я.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Горди.
– Я отношусь к карикатурам серьезно. С их помощью я понимаю мир. Смеюсь над миром. Над людьми. Иногда рисую людей, потому что они мои друзья или родные. Чтобы сделать им приятное.
– Значит, рисунки ты воспринимаешь так же серьезно, как книги?
– Да. Не слишком получилось патетичное заявление?
Следом в разделе художественной прозы — рассказ американского писателя, выходца из индейской резервации Шермана Алекси (1966) «Потому что мой отец всегда говорил: я — единственный индеец, который видел своими глазами, как Джимми Хендрикс играл в Вудстоке „Звездно-полосатый флаг“». «Чем же эта интерпретация гимна так потрясла американцев?», — задается вопросом переводчица и автор вступления Светлана Силакова. И отвечает: «Хендрикс без единого слова, просто сыграв на гитаре, превратил государственный гимн в обличение вьетнамской войны».Но рассказ, не про это, вернее, не только про это.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?
Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?