Absolvitor - [5]
Поэтому Нику ничего не оставалось, как пересилить свое чувство голода, и поехать домой. Рискуя остаться в закусочной дольше, он бы обязательно встретился с ними взглядом. «Мексикашки», конечно, увидели бы в нем ненависть. А проблемы Нику не нужны.
Сев на свой старый велосипед, он не спеша стал крутить педали по направлению к дому. Увидев разборку двух местных ребят, он остановился, отчаянно прислушиваясь.
— Эй, урод, а ты чего смотришь? – Обратил к себе его внимание атакующий. – А ну пшел отсюда!
Николасу не нужны проблемы, ребята. Николас уже уезжает. Все в порядке, ребята, здесь нет ничего интересного.
Позже этот парень даже не вспомнит о толстом тюфяке, с которым он жил по соседству. Был тюфяк – и нет тюфяка. Делов‑то.
Виктор, сосед Ника, поздоровался с ним жестом, полным соседского сочувствия к толстому и одинокому соседу–неудачнику. Мол, «извини, чувак, но у меня таких проблем никогда не будет». «Живи сам, Ник» — словно говорили эти жесты.
Виктору было 28. Он считал себя довольно взрослым, чтобы жить самостоятельно, и довольно молодым, чтобы не лезть в жизнь чужих людей.
Виктор любил свою жизнь, и ему было наплевать на других.
Но этому скоро придет конец.
У Ника не было родителей. Они не были в разводе, не уехали в командировку, не растолстели после последнего приезда тетушки. Их не было вообще.
Мать его, Саманта, умерла при родах. Отец воспитывал его до момента, пока Ник не повзрослел достаточно, чтобы взрослеть дальше без отца.
Четыре года назад он исчез, оставив небольшой домик на улице Лоунди, деньги, добытые им неизвестно где и предостережением:
— Будь послушным мальчиком, Ники.
Больше его Николас никогда не видел. И, (вот же трагизм!), — не увидит.
Велосипед нужно проверить. Проеду пару метров, чтобы не терять навыка, решил Ник.
Авель свернул на дорогу. Перекресток был увенчан указателем: справа – Лоуди, слева – Миднаут. Авель решил немного срезать, поэтому выбрал Лоуди, не задумываясь.
Авель не верил в Бога. Николас не верил в Бога.
Бог на секунду забыл о них обоих.
Удар прорезал воздух, словно раскат грома.
Виктор зашел в дом минутой ранее, поэтому полета Ника он как‑то не заметил.
Покореженный бампер лежит в двух метрах от перекошенного лица Ника. Глаза его закатились, дыхание учащено.
Авель вытаскивает осколок стекла из пальца, не осознав еще ситуации полностью. Только что он ехал, совершенно не смотря на пустую улицу, слушал звук ветра в обвесах своей не так давно купленной машины, когда внезапный удар дернул его на руль, на секунду отключив от реальности.
Олень. Собака, медведь или еще какая‑то чертовщина, выбежавшая из дома своих чокнутых хозяев. Скорость – около шестидесяти миль в час, крайняя правая полоса, пустая дорога и клонящееся к краю неба солнце. Отстегнув ремень, Авель, кряхтя, вылез из машины.
Искореженный капот закрывал передний обзор. Легкий дым, вызванный столь резким торможением, поднимался кверху, образуя призрачный ореол чего‑то таинственного и загадочного.
Авель увидел Ника.
Ник уже никогда не увидит Авеля.
За те две минуты после столкновения, когда Авель познавал жизнь, в еще неугасшем мозге Ника пульсирующем ритмом отбивалась одна только мысль:
«Я не готов».
Перед глазами Авеля мир поменялся своими полюсами.
Опомнился он, когда труп дернулся в последний раз.
Внутричерепная гематома, вызванная резким ударом о землю, — именно так бы написал бы врач в заключении о смерти. Именно это можно было бы написать на его памятнике, если бы хоть кто‑то был в состоянии его увидеть.
Но Авель испугался. Он не мог поверить в такой исход.
Налицо эта авария – дело рук его одного. Этот толстяк, выбежавший как назло на дорогу, был один. Ни один из соседей не выбежал посмотреть на странный металлический звук, донесшийся извне.
Никого у него нет. Он совсем один в этом мире, как и я, — сделал вывод Авель.
— Правда, у меня есть еще Виз, — безумно вращая глазами, раздумывал он.
Виз, Виз, Виз.
«Что мне делать, Виз?» — неплохое название для каждой новой плохой ситуации, которая происходит с ним. Но такое с ним – впервые.
Главное – не нервничать. Нужно проверить, умер ли он. Авель быстрым шагом подходит к нему, наклоняется, подносит руку к испачканному грязью и слюнями лицу, задерживает ее на минуту. Дыхания нет.
Авель начинает думать. Безумие толкает его мысли в сторону, не имеющую никакого отношения к тому, чему нас учат в школах.
Парень мертв. Он сам это знает и Авель об этом знает. Зачем знать кому‑то еще?
— Господи, да брось, Ав, — шепчет себе он. – Ты будешь последним идиотом, если не сознаешься полиции. Парень мертв, мертвее самого последнего ублюдочного мертвеца, черт побери! Ты обязан вызвать копов сейчас же!
Но есть там, где‑то в глубине, и другой Авель. Тот самый Каин из библейской легенды. Человек, убивший другого человека.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
Поздно вечером на безлюдной улице машина насмерть сбивает человека. Водитель скрывается под проливным дождем. Маргарита Сарторис узнает об этом из газет. Это напоминает ей об истории, которая произошла с ней в прошлом и которая круто изменила ее монотонную провинциальную жизнь.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.