Absolvitor - [2]

Ах, Виз, Виз. Спустя несколько лет Авель даже не удосужился придти на его похороны. Дружба, начинавшаяся с корыстной цели и достигшая своего апогея именно 27 июля, в тот день просто перестала существовать. Мир стал немного хуже, и, кто знает, может именно этим событием он приблизил грядущий Армагеддон. 

Машина плавно подъехала к неказистому серому зданию одной из малобюджетных газетенок, в которой Виз обитал последние несколько лет. 

— Ты что там, кстати, решил с вечером? – поинтересовался Виз. – Сам знаешь, в этом мире без женщин и дешевой выпивки никак, лишь они – три черепахи, на которых строится весь мой мир! 

— Ты, кажется, забыл про третью – усмехнулся Авель. 

— А третья – это ты, мой друг – не растерялся подметить Виз. 

Авель улыбнулся этому дню и долгим взглядом проводил спину своего лучшего и единственного друга в двери здания, после этого бросил привычный взгляд на дорогу, собираясь продолжить свой путь на работу. На дороге стоял человек. 

Человек этот был довольно далеко; одет он был явно не по погоде: широкое черное пальто, классический строгий костюм, шарф, перекрывающий шею и большую часть лица. На глазах сидели круглые солнцезащитные очки. 

Встретившись взглядом с Авелем, он бросился бежать. Нечто странное было в его манере бегать – он прихрамывал на одну ногу, но на какую точно, сказать было невозможно. 

Впервые за день у Авеля МакФаллоу возникло ощущение беспокойства. Что‑то шло не так. 

Утро было по–летнему хорошо своим июльским настроением – домохозяйки неспешно просыпались в своих уютных домах, детвора играла без устали, сотрудники компаний со стремительной быстротой залетали в такси и подземные переходы. Поток машин так же гудел, солнце так же обжигало горящие светом плечи, и бессменные деревья все так же вырабатывали кислород.

Жизнь продолжалась. 

А черный человек исчез. Минуту назад он, недвижимый, еще стоял на дороге – и вдруг растворился, оставив после себя послевкусие тайны и загадки, чувство опасности и неясности. Кто был он, зачем наблюдал, и наблюдал ли вообще – вопросы, мучавшие Авеля, то и дело вспыхивали в его мозгу. 

День продолжался. 

Авель – нет. 

«Мир – это такое место, где никто не может чувствовать себя в безопасности», решил про себя Авель, стараясь отогнать подальше навязчивый образ. Вихрем промчалась мимо темноволосая красотка, одарив его ослепительной улыбкой, такой, что он и думать забыл обо всем другом. 

День продолжался. 

Авель поддался течению. Путь на работу не близок, и полон удивительных вещей, решил он. Утром 27–ого июля Авель МакФаллоу, как всегда, поехал на работу. 

Убедившись, что Авель отъехал достаточно далеко, черный человек вышел из своего импровизированного убежища. Грудь под плащом тяжело вздымалась, легкий румянец покрыл его щеки, сквозь толщу очков можно было разглядеть удовлетворенный, блуждающий взгляд. 

— Я нашел тебя, нашел – прошептал с придыханием незнакомец.

4 Глава.

Дым наполнил сначала легкие, потом забил своим присутствием всю ротовую полость, и лишь потом вялой струйкой окутал багровое лицо Джима. 

— Знаешь, Джим, — прикрыв один глаз, сказал Авель. – Даже диву даешься, как с твоей астмой можно еще и курить. Нет, правда, ты же и пары часов без ингалятора не сможешь!

— Скажи это моей бывшей, слабак – улыбнулся стареющий, «вечный» Джим Сэндер, — Уж она‑то покрепче тебя будет, и то такого себе не позволяла! 

— Какого такого? 

— Обсуждать мои легкие, конечно. Знал бы ты, какие я вещи проделывал с их помощью! На первом весеннем карнавале именно Большому Джиму отправлялся приз зрительских симпатий, да–да! 

— Разве есть там такой приз? Кто в здравом уме мог оценить толстяка–астматика за сорок, Джим?! – вскинул брови в изумлении Авель. 

Джим на секунду задумался. Лицо его вдруг просияло, ослепив Авеля улыбкой своих старых, покрытых желтизной зубов. 

— Дети, конечно. Эти маленькие орущие существа, которые хотят лишь три вещи на этом чертовом сине–зеленом шаре: сладости, игрушки и воздушные, мать их, шары. Угадай‑ка, что из этого я могу им дать? 

— Шары, видимо, — улыбнулся Авель. – Я понял тебя, Джим. 

Большой Джим умер спустя 34 года. Умирая, он завещал своему сыну все, чем располагал в то время – тринадцатью долларами и ингалятором, самым первым, оставшемуся у него в виде реликвии. Большой Джим так никогда и не узнал, что случилось с Авелем потом. После того, как он понял. 

После прозрения. 

Но это будет еще нескоро, а пока еще они сидят в свой обеденный перерыв, курят синий «Честерфилд», подкалывают друг друга и строят планы на свое ближайшее будущее. 

Авель не выдерживает: 

— Джим, мне кажется, что наше время для беседы подошло к концу. Нет–нет, ты не подумай, мне правда нужно идти. 

— Хорошо, Ав. Увидимся, может.

Авель улыбается. Он идет прямо к своей цели, к какой только может идти человек в свои тридцать лет – к душному офису, звонкам клиентов, начальнику и Люсии, привлекательной секретарше босса. Но, не пройдя и десяти шагов, он слышит крик позади себя: