Аборигены, кенгуру и лайнеры - [30]

В особенно влажные ночи летающие муравьи и так называемые лавандовые жуки тысячами облепляли лампы. Они падали на пол и умирали, и на следующий день их выбрасывали целыми ведрами. Как ясно из названия, лавандовый жук издавал запах, напоминающий аромат лаванды. Этот запах становился еще более резким, если жук попадал в пламя свечи.

Богомолы — существа очень интересные, но едва ли они способны нагнать на человека страх. Впрочем, один такой богомол был причиной того, что отель «Континенталь» лишился буфетчицы.

В Западной Австралии женщины имели равное с мужчинами право разливать в баре алкогольные напитки, и в Бруме для этой цели нанимали девушек. Это, конечно, не потому, что владельцы отелей были убежденными сторонниками равноправия женщин, а потому, что девушки получали меньшую плату, чем мужчины. Правда, было здесь и слабое место: поскольку женщин не хватало, они обычно уже через несколько недель выходили замуж и оставляли работу[12]. Поэтому отели, приглашая девушек на работу из Перта и оплачивая им дорогу, как правило, включали в договор пункт, запрещающий девушке выходить замуж по крайней мере в течение полугода.

Будущая буфетчица отеля «Континенталь» только-только прибыла с юга на пароходе «Кулинда». Вечер был душный. Девушка сидела на веранде в платье с вырезом на спине и пила пиво. Вдруг неожиданно на ее голую спину сел богомол размером примерно сантиметров пятнадцать. Издав крик ужаса, девушка вскочила с кресла и побежала обратно на «Кулинду», чтобы спрятаться там от ужасов Брума.

Сколько ей ни объясняли, сколько ее ни заверяли, что богомолы совершенно неопасны, ничто не помогло: девушка никак не хотела оставаться в Бруме. Она отказывалась даже сойти с судна, и так как на следующий день оно уже отправилось обратно в Перт, отель «Континенталь» остался без буфетчицы.

На мою долю выпало пережить величайший испуг не на земле, а в воде при купании. Ночь была безлунной, но звезды светили так ярко, как это может быть только в тропиках. Мы были за городом, в Кэйбл-Стрэнд, в нескольких километрах от Брума. Я шлепал по воде, добираясь до глубокого места, откуда я мог бы поплыть. Когда вода стала доходить мне до груди, я натолкнулся на что-то, что я принял за камень. Он поднимался сантиметров на двадцать пять над дном. Я чуть не наступил на него, по в это время «камень» задвигался. Я тотчас же повернул обратно, но успел заметить, что мой «камень» был, вероятно, громадной акулой или скатом-хвостоколом, как можно было заключить по фосфоресцирующему блеску глаз чудовища, плывшего параллельно мне к берегу. Я выбрался из воды вдвое быстрее, чем входил в нее, и с тех пор никогда не соглашался купаться ночью, как бы ни было жарко и как бы меня ни влекла к себе вода.

«Обитатели глубин», к которым в Северной Австралии относятся с наибольшим вниманием и почтением, — это крокодилы, и прежде всего крокодилы, живущие в соленой воде (Crocodilus porosus); крокодилы меньшего размера (Crocodilus Johnsonii) встречаются и в лагунах с пресной водой. В Дарвине мы плавали по ночам на небольших весельных лодках и стреляли в них. Освещая воду карманным фонариком, мы узнавали крокодилов по отблеску в глазах. Правда, для меня это был весьма непродуктивный вид спорта, потому что я, по-видимому, самый худший стрелок в мире; а кроме того, крокодил, когда в него попадешь, сейчас же опускается на дно, если он в воде, или, если лежит в грязи на берегу, стремится как можно скорее попасть в родную стихию.

Моим самым блестящим «трофеем» был Кутберт, маленький крокодил — примерно двадцать пять сантиметров длиной, двух или трех лет. В 1952 году я купил его в Дарвине за десять шиллингов. Его челюсти выглядели очень грозными, но я так и не видел, как он ими пользуется. Я обещал своим детям привезти им что-нибудь, и Кутберт должен был стать для них сюрпризом. Но как перевезти его из Дарвина в Сидней, а оттуда в Канберру? Я раздобыл довольно-таки порядочную коробку из-под дамской шляпы, и, чтобы крокодил поместился в ней, мне пришлось немножко согнуть ему хвост. В самолете я положил коробку и свой портфель в сетку для багажа. Возле меня сидела очень любезная, хотя и несколько болтливая дама средних лет. Из шляпной коробки время от времени доносились звуки царапанья, но в общем все шло хорошо. Однако внезапно Кутберт начал кашлять, — во всяком случае, было похоже на это. Дама несколько удивилась, по сейчас же предложила мне леденцы от кашля. Я не мог ей сказать, что с нами вместе путешествует крокодил: провозить живых зверей без специального разрешения было запрещено. Итак, мне пришлось симулировать кашель, и моя добрая соседка подкармливала меня леденцами от кашля.

В Канберре дети были в восторге от Кутберта, он сразу стал предметом зависти всех соседних детей. Но Кутберт ничего не ел. Правда, купание в теплой воде пробуждало его к жизни, но чаще всего он лежал неподвижно, пока наконец не расстался со своей «тленной оболочкой». Его заспиртовали, и он несколько недель простоял в большой бутыли на камине в столовой. Однажды у нас в гостях был знакомый биолог, и он открыл нам тайну Кутберта — Кутберт был не «он», а «опа». Но поскольку нельзя было перекрестить уже мертвого крокодила, он так и остался Кутбертом, пока его не столкнули нечаянно с камина и он, ударившись о плиты пола, не развалился на части.