Абхазские сказки и легенды - [24]

И Енджи-Ханум, способная вышить полет птицы,

Решила пошить ему черкеску.

Но не в силах отогнать его образ,

Ножницами ранила пальчики.

Он явился и спросил, что с пальцами,

И только тогда она заметила рану.

Все ткани перекроила,

Но изменило ей искусство,

И Енджи-Ханум заперлась в покоях.

Дал и Цебельда повергла в печаль.

И пошли миряне судить-рядить.

И тут вызвался цебельдинский старик

Из худого роду

Пойти к Енджи-Ханум и сказать ей два слова.

Получив согласие народа,

Старик постучался к предававшейся печали.

«Дева, прославленная красотой,

Позволь старику тебе сказать два слова».

«Говори, если ты полагаешь,

Что это развеет мою тоску», —

Сказала она, и старец заговорил:

«Дева, тебе завидуют солнце и луна!

Дочь царя и сестра царя!

Хотелось бы, чтобы ты была первой из тех,

Кто понимает, что никогда не было в мире

И не может быть и впредь такого,

Чтобы жену старшего брата выдавали за младшего».

Это было его первое слово,

А второго он не успел сказать.

Енджи-Ханум запустила в него головешкой из камина,

И старик убрался восвояси.

Записано со слов сказителя Кьящ Раджаба в г. Адабазар (Турция) в 1975 г.

Записал Д. Хараниа.

Перевел с абхазского Д. Зантария.

Песня о Катмас-ипа Халыбее Амаршан

В теснинах Егры назначена плата за его голову,

И воспитатель его был среди заговорщиков.

О, угостили его не бычьей лопаткой[31], а свиной голенью,

И поцеловал он не грудь женщины,

А сосок суки.

Что было в сердце — в сердце умерло,

Что было в коленях — в коленях умерло.

Сын Катмаса Халыбей Маршан!

Взор его был подобен утренней звезде.

Смастерен уже эшафот для его казни,

И пошита его, смертника, рубаха,

А казаки ходят строем перед расстрелом.

«Коняга умрет — поле останется.

Человек умрет — слово остается, —

так сказал сын Катмаса сирота Халыбей, —

На поминки по мне не разоряйтесь,

Я сам себе справил кровавую тризну.

Пусть наши отцы не носят по мне траур,

Меня оплачет старуха мать.

Но если вы решите, что надо справить обычай,

Тогда долинным Маршанам скажите,

Что я освобождаю их от дани, —

Это и будут мои поминки.

Оружие мое и папаху пошлите Маршану Шабату

Тогда кровь его устыдится и он отомстит за меня»!

Люди спросят:

— Маршаны отомстят за брата,

Но как поступила его жена Таткуг из рода Ач?

У мудрости своей она спросила,

Был у нее раб из рода Садз.

Она усыновила его:

Дала прикоснуться губами к своей груди.

Но когда Садз шел на целование груди,

Он так сказал:

«Когда бы у меня был табун в триста кобылиц,

Половину из них подарил бы новой матери

Как дар за усыновление,

Но чем владеет домашний раб?

Кожа и кости мои принадлежат

Всевышнему, сотворившему меня;

Мясо и сила — Маршанам, которые меня кормят,

Только над жизнью своей, над душой я властен,

Ее и приношу тебе в дар!»

Именно с помощью Садза свершила полную месть

Таткуг из рода Ач.

По книге «Абхазская народная поэзия». Сухуми, 1972.

Составители Д. И. Гуниа и X. С. Бгажба.

Перевел с абхазского Д. Зантория.

Песня о Хуите Айба

Уа рада Айба-хаца[32]!

Уа рарира уаа уарада!

И убили сына его, и послали к нему горевестника —

Чтоб заманить неуловимого Хунта.

Уарада уа-а оу-у[33], жертва невинная,

несчастный Хуатхуат, сын Хунта.

И явился неустрашимый Айба домой,

И схватил он бездыханное тело сына своего,

И опознал он тотчас на груди Хуатхуата

След пули коварного Жвыж-ипа Хазача, уаа рарира уа-а!

— Хай абаакуа[34], Хазач, как посмел ты смещать молоко с кровью?

Он положил осторожно тело сына, и поправил его, ох оуа-уа!

Перешагнул порог дома Айба, а навстречу — стражники.

Уа рарира уа-а уарада!

А впереди Гуадж Ацишба! Уа-а радара уа-а!

— Да обойдет его горе, наверно, пособолезновать пришел

почтенный брат твой, благоверная жена моя Циш-пха[35]!

Сегодня — в последний раз, мой верный Хяпшь! —

Бросил клич своему коню Айба и, пальнув два раза в воздух,

Проскользнул сквозь кольцо стражников.

В долине Мчишты нагнал его ретивый Хяпшь

И взлетел в седло Хути, уа радара уа,

И помчал его конь туда, где притаился Жвыж-ипа.

Уа радара, уарада уа-а!

И приблизился Айба к крыльцу дома Жвыж-ипа, уарада уа,

И вскричала тогда жена Хазача:

«О, уара[36], пришел твой час!»

Уа уарада радари, уа!

«Угомонись, о бара[37], его теперь ничто не удержит!» —

прикрикнул на нее Хазач из засады.

И грянул выстрел коварного Жвыж-ипа,

И угодила пуля прямо в сердце Айба.

Уа рада ра уа-а!

И сомкнулись мертвой хваткой пальцы Хунта

на горле Жвыж-ипа.

Уаа радари рад Айба-хаца!

Уаа уарадара рада ра-а уа![38]

Эту песню пел под аккомпанемент апцхярцы Мустафа Чалмаза из с.3вандрипш.

Записал в г. Сухуми в 1991 г. И. Хварцхия.

Перевела с абхазского Л. Аргун.

Песнь о Сахаткери, сыне Керантуха

Уаа рад, уарада-ра!

Эта песня сложена в честь древних героев.

Расскажу вам, что приключилось с убыхом

Керантух-ипа Сахаткери.

Когда солнце клонилось к закату,

Сто врагов Сахаткери знали,

Что он едет домой по бзыбским тропам.

Они ждали его в засаде на берегу реки

И готовили ружья.

Бзыбская полночь уже наступила,

Когда появился сын Керантуха На коне Лымхаше[39].

Оказался он в центре засады.

Грянуло сразу сто выстрелов,

И двадцать пять пуль срезали

Белое ухо коня Лымхаша.

Соскочил с коня Сахаткери

И поклялся, что не упустит

Тех, чьи пули срезали ухо.

Он открыл стрельбу и на месте

Уложил двадцать пять человек из ста!