Абхазские сказки и легенды - [104]
И тут только русалка поняла, что она не дана Лагустановичу в его ощущениях!..
В эту ночь русалка напилась соку хмельных трав с берега мутной реки. Она думала о том, что утратила не только власть, но и плоть. С печалью и ужасом осознавала она, что с исчезновением последнего слабоумного, который может поверить в нее и вообразить ее, она перестанет существовать.
Но даже в цивилизованных селах есть уголки неподвижной дремучести, которую не проймешь ничем. Замечено, например, что семьи, живущие на берегах мутных рек, отличаются несколько странным, сумрачным характером. Их глаза все время смотрят в лес. Старые предрассудки исчезают с первым светом электролампочки, но у живущих на берегу темной реки даже лампочка горит как-то тусклее.
А последний Хатт жил как раз на берегу такой темной реки. Он жил на берегу Тоумыша. Так что был для русалки еще последний Хатт.
Но Хатт не отличался трудолюбием и был не из домоседов. Когда его брат в городе стал человеком и о нем заговорили простые люди в автобусах, последний Хатт полюбил ездить в автобусах и, притаившись, слушать разговоры простых людей о брате. При этом он молча преисполнялся гордости. «Чего тут удивляться, что он хорош. А предки-то у него какие! Жаль, что брат у него никчемный», — слышал последний Хатт, но все равно преисполнялся гордости.
Потом он на некоторое время вовсе исчез с горизонта, работал на плавкране. Наконец, вернулся в дом и женился. Стал работать звеноводом на эфирном заводе. Пил.
Жена его была некрасивая, молчунья, но, к радости русалки, в некотором роде блаженная. И русалка внушила ей тайны трав. Явиться ей на глаза русалка не могла. Она и сама переставала верить в себя, ибо никто вокруг в нее уже не верил.
Но вот сам последний Хатт мало что унаследовал от своих предков. Даже фамилия у него была Габба. Так он был записан и в паспорте, и в шнурованной книге. У него бегало трое ребят — мальчик и две девочки. Он — последний отпрыск рода, который столько веков гордился тем, что предок Акун-ипа покорил русалку и сделал свой род на все времена удачливым в охоте. Отпрыск рода, которому русалка, верная клятве, никогда не делала вреда. И он, последний Хатт, никогда не пробовал охотиться, даже в детстве не имел рогатки. И он, последний Хатт, женившись, жену на моление русалке к Омуту не привел! И в пору беременности за водой отправлял! И в сумерки детей домой не загонял! Такой был пустой человек этот последний Хатт.
И никому не было дела до суеверий темной старины. Сельчане богатели, строили просторные дома, покупали автомобили. Но все-таки русалке разок-другой с радостью удалось заметить, что где-то глубоко, в тайниках сознания, у людей пока еще теплится мглистый страх. Как-то вечером она стала свидетельницей картины, которую мы опишем по порядку.
Алел закат. Экономистка хлебокомбината, гуманная и начитанная женщина, заметила, что среди скотины начинается сибирская язва, которая считалась болезнью от гнева Владычицы Рек. Тут бы ей побежать к сельскому терапевту и ветеринару доктору Гвалия, так нет! Она вспомнила, что жена Хатта знает средство от этой болезни. Экономистка молча зажгла огромную свечу и молча направилась по проселочной дороге.
К дому Хатта она шла безмолвная, как этого требовал обычай. Шла с горящей свечой по вечерней околице. Жена сельского активиста Махяла доила буйволицу и, увидев экономистку, так и замерла с выменем в руках и позволила буйволенку, который вырвался из рук тоже изумленного мужа, опрокинуть полное ведро молока. Экономистка шла, восторженная и отрешенная. За железной дорогой ей повстречались семеро ее сыновей. Они возвращались с моря, мирно покуривая. Увидев мать, мальчишки одновременно спрятали левые руки с папиросами за спину, не подумав о том, что этот одновременный жест выдает их еще больше. Но экономистка со свечой, словно жрица огня, прошла мимо них, глядя перед собой стеклянными, невидящими глазами.
Жена последнего Хатта тут же поняла ее. Тоже молча, как этого требовал обычай, она спустилась к Мутному Омуту, набрала воды и, не оглядываясь, понесла домой. Молча же нашла какие-то травы, свойства которых были известны чуть ли не ей одной. И приготовила снадобье.
Над этим хохотали и судачили в селе. Но скотина была спасена. Русалка торжествовала. Она-то знала, что это ее чары. А последний Хатт сказал жене:
— Что могут значить твои травы, когда люди в космос летают!
— Тише, тише, — пришла она в ужас от его слов. — Грех! — и повернулась в сторону Мутного Омута, словно желая удостовериться, что адзызлан действительно не слышала мудрствований ее дуралея.
А на другой день Хатту надо было пропахивать кукурузные ряды на приусадебном участке. Как и все «философы», он был неважный хозяин и, конечно, собственной лошади не имел. С раннего утра до полудня, пока солнце не начало палить, его сосед пахал сам. После этого он распряг лошадь и одолжил последнему Хатту. Хатт пахал под нещадным июльским солнцем. Несколько раз он приводил поить лошадь к заводи, где мы, дети, купались. «Не утоните, вы!» — говорил он и был в этом вполне нормален. А через несколько часов мы, дети, прибежали на шум.
Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Работа посвящена одной из актуальных тем для отечественной исторической науки — Второй пандемии чумы («Черной смерти») на территории Золотой Орды и прилегающих регионов, в ней представлены достижения зарубежных и отечественных исследователей по данной тематике. В работе последовательно освещаются наиболее крупные эпидемии конца XIII — первой половины XV вв. На основе арабо-мусульманских, персидских, латинских, русских, литовских и византийских источников показываются узловые моменты татарской и русской истории.
Представленная монография затрагивает вопрос о месте в русско- и церковно-ордынских отношениях института киевских митрополитов, столь важного в обозначенный период. Очертив круг основных проблем, автор, на основе широкого спектра источников, заключил, что особые отношения с Ордой позволили институту киевских митрополитов стать полноценным и влиятельным участником в русско-ордынских отношениях и занять исключительное положение: между Русью и Ордой. Данное исследование представляет собой основание для постановки проблемы о степени включенности древнерусской знати в состав золотоордынских элит, окончательное разрешение которой, рано или поздно, позволит заявить о той мере вхождения русских земель в состав Золотой Орды, которая она действительно занимала.
В книге исследуется ранняя история африканских цивилизаций и их место в истории человечества, прослеживаются культурно-исторические связи таких африканских цивилизаций, как египетская, карфагенская, киренская, мероитская, эфиопская и др., между собой, а также их взаимодействие — в рамках изучаемого периода (до эпохи эллинизма) — с мировой системой цивилизаций.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.