Аббат Сюжер (Сугерий) и аббатство Сен-Дени - [4]
Эта история лишь одного из владений Аббатства очень показательна для Сюжера и его способа ведения дел. Там, где нужна была сила, он применял ее энергично, пренебрегая угрожавшей ему опасностью; он рассказывает о нескольких случаях, в которых ему пришлось применять оружие «в первое время своего пребывания в сане аббата», и когда он высказывает сожаление по этому поводу, это не простое проявление «профессионального лицемерия» (хотя присутствие здесь этого элемента игнорировать тоже нельзя); будь это в его силах, он бы решал все проблемы способом, подобным тому, каким он разрешил дело дочери Адама де Питивьера.
Сюжер не только добивался множества королевских пожертвований, благодеяний и привилегий (наиболее важными из которых были расширение местной юрисдикции Аббатства и уступка ему прав на проведение большой ежегодной ярмарки, известной как Foire du Lendit, «Ярмарка в Сен-Дени», проводившаяся в июне), но и заручался всяческими иными частными благодеяниями и пожертвованиями; он прекрасно умел обнаруживать забытые притязания на землю и феодальные права. «В тихие годы моей юности, — пишет Сюжер, — я часто листал документы, связанные с нашими владениями, и просматривал записи об освобождении нас от тех или иных налогов — это надо было знать, так как находилось много таких, кто возводил на нас напраслину». Сюжер, не колеблясь, добивался признания «во имя Святых Мучеников» таких, уже позабытых, притязаний, но, судя по всему, делал это, в основном, «не прибегая к крючкотворству» (поп aliquo malo ingenio); единственным исключением было, пожалуй, изгнание монахинь из монастыря в Аржантёй. Это выселение потребовалось по причине не только юридического, но и морального свойства (наличие моральных соображений, однако, заставляет усомниться в обоснованности юридических притязаний), и Сюжера даже подозревали в том, что на его решение повлиял тот факт, что Абелярова Элоиза была настоятельницей (приорессой) Аржантёйя. Несомненным остается, однако, то, что притязания Сен-Дени были поддержаны синодом, на котором присутствовал такой ярый защитник прав Абеляра, как Жоффруа де Лев, Епископ Шартрский, и из того, что мы знаем о Сюжере, представляется сомнительным, чтобы он вообще вспоминал в тот момент о старом скандале.
Во всех других известных случаях Сюжер, как представляется, действовал по совести. Новые владения приобретались и арендовались по соответствующей цене. Задолженности монастырю, вполне законные, но требовавшие больших хлопот по их получению, списывались через платежи держателям титулов, даже если таковыми оказывались евреи. Нежелательные advocati получали возможность отказаться от своих привилегий в обмен на компенсацию, о которой договаривались непосредственно или которая устанавливалась канонической процедурой. И как только физическое и легальное владение было установлено, Сюжер начинал программу переустройства и обновления, которая, как и в Тури, оказывалась выгодной как для благосостояния арендаторов, так и для финансового положения монастыря. Полуразрушенные здания и инвентарь заменялись новыми. Предпринимались меры, направленные на прекращение излишней вырубки лесов. Новых арендаторов поселяли в разных местах, что позволяло превращать ранее неиспользованные земли, пустоши в обрабатываемые поля и виноградники. Обязанности арендаторов добросовестным образом пересматривались, при этом четко проводилась грань между законными «обычаями, неписаными законами» и произвольными «поборами» и учитывались индивидуальные нужды и возможности. И все это делалось под личным наблюдением Сюжера, который, несмотря на все его обязанности «высокого иерарха Церкви и деятеля государства», вихрем носился по своим владениям, создавая планы новых поселений (с указанием подходящих мест для полей и виноградников), вникая в самые незначительные детали и не упуская никаких возможностей. Например, после грабительских набегов Графов Корбей, которые продолжались в течение длительного времени, владения Сен-Дени в Эссоне пришли в полное запустение; не подверглась окончательному разрушению лишь небольшая часовня, известная под именем Нотр-Дам-де-Шан («Часовня Божьей Матери в Полях»), где «овцы и козы паслись прямо на алтаре, полностью заросшем растениями». В один прекрасный день Сюжеру сообщили, что в заброшенной часовне видели горящие свечи и что больные излечивались там чудодейственным способом. Сразу узрев здесь открывающуюся возможность, он отправил туда своего Приора Эрвэ — «человека большой святости и восхитительной простоты, хотя и не очень сведущего в науках» — с двенадцатью монахами; часовня была восстановлена; Сюжер отправил туда плуги, давильни для вина, алтарные сосуды, одеяния и даже небольшую библиотеку, и через несколько лет это место превратилось в своего рода средневековый санаторий, процветающий и экономически независимый.
