А жизнь продолжается - [18]

— Иди-ка прогони эту козявку! — сказал кто-то парню из Трённелага. Тот был небольшого роста, крепко сбитый, широкоплечий. Его звали Франсис.

— Попробую! — сказал Франсис и с ломом в руке пошел на быка.

Подручный как раз спускался к их участку, он крикнул: «Стой!» — и о чем только этот парень думает! Бык заревел так, словно у него были с Франсисом личные счеты, и ни один из них не хотел уступать. Подручный снова закричал: «Стой!», но Франсис не обратил на это никакого внимания, он подобрал камень и запустил в быка — и попал, а тому хоть бы хны. Внезапно бык срывается с места, хвост торчком, земля и камни так из-под копыт и летят, мгновенье спустя Франсис оказывается в воздухе, перелетает на глазах у своих товарищей через высокую стенку и падает в пропасть. Кончено.

Бык, казалось, и сам этому удивился, с минуту он праздно стоит на месте, но тут же снова принимается бить копытом и громко ревет.

Подручный отдает приказ: «Принесите цепи!» Выше на линии у них лежали толстые цепи, которыми они перевязывали фашины, когда укрепляли насыпь возле летнего дома. Несколько человек побежали наверх, рады-радехоньки убраться подальше. Оставшиеся попрятались за валунами и скалами.

Принесли цепи, соединили их стальной проволокой и начали окружать быка. Участие в этом принимали все. Некоторые считали, что лучше было бы перегородить цепью узкий проход и отрезать быку дорогу. «Не пойдет, — сказал Подручный, — бык через нее перепрыгнет, нам нужно его поймать!» Они взяли быка в кольцо, которое становилось все уже и уже, людей было много, они громко между собой перекрикивались, бык пришел в замешательство, он фыркал, однако с места не двигался. Когда же он наконец решился перейти в нападение, на переднюю ногу ему накинули цепь, и ему ничего не оставалось, как покориться. Двое рабочих тихо-мирно повели его обратно в усадьбу.

Тут неожиданно показывается парень из Трённелага: маленький крепыш Франсис выкарабкался из пропасти и просит, чтобы ему помогли перелезть через стенку.

— Ты что, перепрыгнуть не можешь? — говорят ему в шутку.

— Не могу, ушибся, — отвечает он.

Чертову парню таки досталось, он расшиб до крови голову и выглядел скверно, зато уцелел, хотя и сам не понимал, каким чудом. Он был бедовый и весело поминал случившееся: у него такое чувство, будто его взяли и опрокинули вверх тормашками!

— Меня перемешали с щебенкой, во, глядите, я даже плююсь щебенкой. Ребята, дайте попить.

— У тебя в голове страшенная дыра, — сказали ему, — ты наверняка попортил ландшафт.

— Об этом мы поговорим после. Дайте же попить!

Он начал хватать ртом воздух и чуть было не потерял сознание. Нет, парню таки досталось, в кабинете у доктора Лунда выяснилось, что он сломал два ребра и сильно поранил голову.

На дорожные работы приходили посмотреть господа из Сегельфосской усадьбы. Гордон Тидеманн и фру Юлия, а иногда и фрекен Марна, та, что гостила до этого в Хельгеланне у своей сестры, вышедшей замуж за Ромео Кноффа. Фрекен Марна была светловолосой, как и ее мать, старая хозяйка усадьбы, и постарше Гордона, ей было уже под тридцать, приятная дама, с ровным, спокойным голосом, слишком уж спокойная, даже слегка апатичная.

Приходили и кое-кто из городских, аптекарь Хольм, начальник телеграфа с супругой, почтмейстер Хаген с супругой. Появление дам неизменно раззадоривало рабочих, те, кто бурили скважины, принимались насвистывать и распевать, а те, кто вели кладку, ворочали и подымали камни, помогая себе громкими криками. Особенно на них действовало присутствие фрекен Марны, похоже, все они были по уши в нее влюблены.

Она могла прийти и сказать:

— Вы так весело пели, я просто не могла сюда не подняться.

Адольф предлагает:

— Хотите ударить по буру?

— Я не сумею, — говорит она, покачав головой.

— Попробуйте!

— Да вы сумасшедший! Я же попала вам по руке.

Влюбленный парень, совершенно одурев:

— Ну и пусть, это же вы.

В ответ она улыбалась, но глаза у нее были потуплены, это придавало ее лицу лукавое выражение, словно она думала о чем-то своем.

Рабочие удивлялись, как это фрекен Марна до сих пор и не замужем, и толковали промеж себя: отчего так? Видать, она из переборчивых. Франсис из Трённелага понахальнее остальных, он все еще ходит с забинтованной головой, и получает пособие по болезни, и живет в полном довольстве, он говорит:

— Сдается мне, она не охоча до мужиков.

Ослепленный любовью Адольф встает на защиту ее репутации:

— Все у нее в порядке, я за это ручаюсь. А ты, Франсис, всегда был свиньей и кадастром, не пропустишь спокойно ни одной юбки…

Как-то раз пришел Давидсен, редактор и издатель «Сегельфосского вестника», он хотел написать заметку о строительстве новой дороги. Поскольку Подручного на месте не оказалось, то он обратился к рабочим, взял бумагу и карандаш и стал задавать вопросы. Но рабочие относились к редактору и издателю Давидсену без всякого почтения. Газету его они не читали, зато у них был нюх, и они слышали, какого мнения о нем в городе. В сущности, он был человек способный, к тому же трудяга, хорошо, ему помогала одна из дочек, ведь каждую неделю он собственноручно набирал свою маленькую газету, добывая таким образом средства к существованию. Однако люди его ни во что не ставили, главным образом потому, наверное, что он очень скромно одевался и скромно себя держал. А поскольку он, по сути дела, был всего лишь наборщиком и печатником, его не причисляли к городским шишкам. Давидсен исповедовал здравые, умеренные воззрения и имел обширные познания в области социологии; когда он попал в члены уездной управы, обнаружилось, что он умеет отстаивать свои позиции в отличие от школьных учителей, которые ничего-то не знали и ни о чем не задумывались, зато считали себя радикалами.