А жизнь идет... - [134]

— Да, кажется, только одно, — отвечал Беньямин и посмотрел, так ли.

— Значит, вы не видали изб из чистого стекла.

— Нет. А бывают такие избы?

— Я жил в такой, со всем своим имуществом. В ней было светло, как у бога на небе, — можешь себе представить. Уж одно то, что когда ты мылся по воскресеньям, то становился таким белым, что делался невидимым.

— В такой бы мне не хотелось жить, — сказал Беньямин, довольствуясь тем, что у него было. — Мы обходимся одним окном. Да, что, бишь, я хотел сказать?

Вероятно, он собирался заговорить о смерти Корнелии, и Август поспешил перебить его:

— А что товарищ твой дома?

— Как будто бы дома, насколько я знаю.

— В таком случае приходи с ним завтра, чтобы переправить в лодке наших гостей на птичьи скалы.

Длинный ряд вопросов о том, к кому придут гости, сколько их будет, кто приглашён, кому принадлежат птичьи скалы, хотя были только одни скалы, и всем было известно, что они — консула.

Август пояснил:

— От тридцати до сорока человек, среди них лорд из Англии. Вы придёте?

— Понадобится большая лодка.

— Да, самая большая из рыбацких лодок. Значит, я могу надеяться на вас?

— Раз уж мы обещаем, — как же может быть иначе?

— Итак, значит, вы придёте рано утром и вымоете хорошенько самую большую лодку. Мы предполагаем выехать в четыре часа. Понял?

Беньямин, улыбаясь и ничуть не удивлённый:

— Так чего же тут не понять?

— Возьмёте с собой еду, а на птичьих скалах вы получите еду от нас.

— Да, да, да, много всего случилось. Корнелия в сырой земле, и всё такое...

— Да, — с отсутствующим видом отвечал Август.

— Вы не проводили её на кладбище.

— Я? Нет.

— Я дал ей подарок с собой в могилу — сердечко, чтобы надеть на шею. Мне было всё равно, и для неё мне было не жалко.

Под конец Август, весь поглощённый делами мира сего, сказал:

— Смотри, не забудь придти за овцами в Михайлов день. Вечером прибежал Иёрн Матильдесен с жалобой, что кто-то стреляет в горах и пугает овец.

Август успокаивал его:

— Останется потерпеть только до Михайлова дня, до субботы, когда люди придут и разберут своих овец.

— Да, но с ними никак не справишься. И есть им больше нечего: утром сегодня выпал снег. А если к тому же стреляют и пугают их, — они разбегаются; сегодня так и припустили прямо через гору, в сторону Швеции.

— Тут уж ничего не поделаешь!

Но Август всё же обещался придти на другой день и расследовать, в чём дело.

— Кто же это стреляет? — злобно спросил Иёрн.

— Знатный лорд из Англии.

— А не может ли он подождать стрелять эти дни?

— Мы с тобой могли бы подождать, — сказал Август. — Но ты, вероятно, не знаешь, что представляют собой такие господа. Они самые важные после короля Англии, который, в свою очередь, самый важный после папы. А выше уже бог.

— А что, если бы вы поговорили с ним и попросили его?

Август не захотел продолжать разговор.

В четверг утром он опять отвёз лорда к хижине. Но утро было плохое: низкое небо, мелкий дождик, — «утро дрянь», сказал лорд. Гендрик и собака сидели сзади и были не в духе, не потому, что шёл мелкий дождь, а потому, что их господин лорд был не в настроении. Это заражало. Лорд не хотел охотиться сегодня, а только поймать тех двух куропаток, которые улетели вчера к западу, и затем сразу вернуться домой. Ему нужно было также «ответить на проклятое писание», а потом он собирался на птичьи скалы.

Август приехал обратно в усадьбу. Консул спросил его, удалось ли ему наладить прогулку.

— Да, всё в порядке.

— Пожалуй, погода будет плохая?

— Нет, для осени отличная погода.

— Это хорошо, На-все-руки! — улыбаясь, сказал консул. — Садитесь, если вам надо в город.

Август поехал до сегельфосской лавки, сделал кое-какие закупки, — взял табаку, кофе и угощенья своим пастухам; навестил парней, которые чистили и приводили в порядок рыбацкую лодку, и отправился в горы. Он стал подниматься сразу за церковью и тем сократил себе путь.

Иёрн и Вальборг, как дети, обрадовались подаркам и поблагодарили его, пожав ему руку. Они были довольны, что за весь день слыхали всего два-три выстрела, и то вдали. Но овцы становились все беспокойнее и беспокойнее, потому что им не хватало корма.

Август придумал выход: нужно оставить гору и пасти овец возле горного озера. Там были обширные луга и великолепное пастбище. Однажды Август сам убедился в этом. Весь вопрос в том, как такое количество овец переправить на новое пастбище.

— Это ничего не стоит! — воскликнула Вальборг и принялась звать животных.

Они тотчас побежали к ней, целым потоком устремились на неё и чуть было не опрокинули; она пошла, и они последовали за ней, задние поскакали вприпрыжку. Вальборг успела только крикнуть, чтобы Иёрн прихватил еду. Так она повела тысячу овец.

Вопрос решён...

Странная погода, словно перед землетрясением. Август сел. Хорошо было отдохнуть.

В сущности, Август не имел ничего общего с этими горами. Он оглядывался кругом и повсюду видел чуждый ему мир бесчисленных вершин и расселин, обилие серых скал. Что ему до них? Он был деятельный человек, всегда в действии. Ни одного куста, ни одной соломинки. Здесь даже звуков не было, — молчание, пустое молчание. Удивительно странно, какая-то несуразность.