— Чтобы выследить вас, мне понадобилось несколько долгих, мучительных недель. Моя фамилия Борман.
— Вы сказала — Бюро Неразделенной Любви?
Борман вздохнул.
— Да. И я действительно крайне огорчен. Не знаю, известно ли вам, что, кроме точных и отлаженных механизмов, в Бюро Неразделенной Любви имеется также обширный человеческий персонал.
— Я этого не знал.
— Ну, — сказала Борман, — что я могу сказать?
Очень редко, но все же случается, что одна из этих дурацких машин ошибается, дает сбой.
Борман закашлялся.
— Простите. Этот ветер пустыни меня доконает. И как это вы тут обитаете? — прохрипел он.
— Я здесь уже два года.
— Да. — Борман снова вздохнул. — И все по ошибке. Крыло Принятия решений откопало ее при последней годичной инспекции наших файлов.
Понимаете, оказывается, Франческа Андерс — это девушка как раз для вас. А вы — парень как раз для нее. Да, конечно, у нее были некоторые проблемы, вызывавшие ее беспокойство и неровное поведение. Но одно наше мобильное устройство уже провело с ней сеанс шоковой терапии, и теперь она, как огурчик, и с нетерпением ожидает вас.
— Что это ты мне тут несешь?
— То, что мы допустили ошибку. — ответил Борман. — То есть, наши машины. Беда с этими машинами. Вечно ошибаются. Поэтому у нас есть специальный фонд для обнаружения и исправления ошибок. Ваш случай был, пожалуй, самым тяжелым. Вы, можно сказать, успели наломать дров. Но, к счастью, все позади, мистер Барнли. Вы можете вернуться в Великий Лос-Анджелес и жениться на Франческе.
— Слушай, — сказал Барнли. — Здесь я принимаю решения. Никто — ни человек, ни машина — не может мне приказывать.
Борман нахмурился.
— Вы ее любите?
— Здесь я решаю, кого мне любить.
— Боюсь, — сказал Борман, снова вздыхая, — я прибыл слишком поздно.
— То есть?
— Кажется, у вас уже развился синдром искателя Чаши Грааля.
— Брось аллегории.
— Это значит, — пояснил Борман, — что вы слишком долго занимались поиском. И объект поиска уже не имеет для вас никакого значения, теперь для вас главное — сам поиск.
Глаза Барнли сузились.
— Это, — произнес он холодно, — оскорбительные слова.
Его пальцы сомкнулись на рукоятке ножа.