…А вослед ему мертвый пес: По всему свету за бродячими собаками - [32]

Немало воды утекло после того вечера в «Хилтоне», и вот в среду 15 марта 2007 года я читаю в «Либерасьон» статью, посвященную последнему роману Карлоса Виктория, кубинского писателя-изгнанника, живущего в Майами. Книга называется «Мост в ночи». Статья так меня зацепила, что я в тот же день купил этот роман. Но потом отложил его в сторону.

По меньшей мере однажды мне довелось проезжать через Майами глубокой ночью. Меня там тормознул чернокожий коп, расист и франкофоб, он меня очень старался вывести из себя, несомненно, лишь затем, чтобы иметь повод препроводить в кутузку. Среди прочей чепухи, которой он мне наговорил, имелся следующий вопрос, заданный зычным голосом по-английски: «Вы раньше не совершали никакого преступления?» После всего этого он отправил меня в хвост колонны за то, что я забыл поставить галочку в одной из граф моей таможенной декларации. Тогда я взял такси перед зданием аэропорта и распорядился, чтобы меня отвезли в Майами-Бич, где я видел, как солнце вставало с неправильной стороны, выныривая из того самого океана, ныряющим в который мы привыкли его видеть. Таксистка, дама средних лет, должно быть, моя ровесница, притом никак не менее черная, чем коп, взяла с меня всего десять долларов и взамен объявила, что я «ангел» (you're an angel), разом примирив меня с афроамериканской общиной и зарядив хорошим настроением на целый день.

Вернувшись в Париж (или в Сен-Назер?), я все еще не собрался раскрыть «Мост в ночи», когда та же газета сообщила, что Карлос Виктория покончил с собой. Теперь я как никогда был полон решимости прочитать его книгу. Но прежде заново пробежал глазами статью, датированную средой 15 марта 2007-го, и только теперь заметил одну подробность, которая в первый раз от меня ускользнула: пейзаж, который описывал Карлос Виктория, когда жил в Майами, очень похож или по меньшей мере напрашивался на сравнение с тем, что погрузил меня однажды в род транса. «Пол в квартире, — говорится в книге, — выложен чистым паласом светло-серого цвета. Окна выходят на озеро. Внизу видны пальмы и старый понтон. На понтоне сидит игуана. А слева гидросамолет». Из статьи явствовало также, что Карлос Виктория питал пристрастие к кулинарным книгам: «Он с азартом вычитывает из них рецепты. Но сам никогда не готовит. Питается тунцом из консервных банок».

В своем заключении, до странности пророческом, если иметь в виду, что до самоубийства Виктория, совершенного, по-видимому, безукоризненно элегантно и скромно, оставалось всего несколько месяцев, журналист «Либерасьон» пишет: «Если веселье по-кубински так прекрасно, то потому, что спрятанная за ним печаль бездонна. Карлос Виктория шагнул в бездну, не вскрикнув».

19

Жестокая расправа на улице Тиремассе, как кажется, разворачивалась именно в тот самый момент, когда мы с Гансом заявились в гости к друзьям, пригласившим его на ужин. Дождь после краткой передышки полил снова, а тут еще и стемнело, совпадение этих двух факторов будет отмечено в большинстве статей, которые на протяжении следующей недели мало-помалу прояснят обстоятельства случившегося. Ведь и в самом деле на протяжении нескольких дней, начиная со среды, различные соображения, посвященные этому факту, будут занимать на страницах «Хроникера» и «Матен» почти столько же места, сколько статьи, относящиеся к двухсотлетию со дня убийства Дессалина. Улица Тиремассе, замечу между делом, под прямым углом пересекает бульвар Дессалина неподалеку от пресловутого места, называемого Красный мост, в стороне от порта нефтеналивного флота, где двести лет тому назад, 17 октября 1806 года, первому императору Гаити было суждено принять смерть от рук своих же товарищей по оружию.

Поутру, прежде чем встретиться с Гансом, я по воле случая как раз проезжал — на скорости, забившись в глубину автомобильного салона, поскольку в том квартале Порт-о-Пренса задерживаться не рекомендовалось, — мимо довольно хлипкого монумента, воздвигнутого на месте этого убийства: там были какие-то стяги и транспаранты, повидимому, только что прицепленные, ограждение, защищавшее их, подновили, но не по всей длине, а лишь частично. То ли по небрежности забросили, то ли не хватило белой и зеленой краски, а без этого нельзя было довести реставрацию до конца, придерживаясь изначальной тональности, а может быть, работники, которым это поручили, спасовали на полпути к цели, не выдержали страха, что их похитят. И то сказать, кого только не умыкали с тех пор: секретарей, выходящих из своей конторы, детишек по дороге в школу… Спираль зверств, казалось, раскручивается сама собой, даже без чьих-либо корыстных намерений: подчас похитители расправлялись со своими жертвами прежде, чем потребовать выкуп.

Под вечер на террасе отеля, откуда были видны бухта Порт-о-Пренса и клубящиеся над ней грозовые тучи, которые валом валили с неба, чтобы вскорости обрушить на город потоки воды, мы, Ганс и я, заспорили с одним малым из Северной Ирландии, волонтером организации, занятой делами милосердия, утверждавшим, что прекращения насилия можно добиться исключительно путем переговоров. Сам он зарабатывал на жизнь, читая курс о ненасилии в школах квартала, систематически обираемого местными бандами, и временами приглашал на свои лекции некоторых из членов этих группировок (тех, что покультурнее) заодно с шефами предприятий и прочими наиболее просвещенными членами общества. То, что подобные демарши по всеобщему мнению были баловством вроде маскарада и до сих пор не принесли хотя бы мало-мальски ощутимого результата, равно как и попытки убедить жителей сдавать оружие, не могло поколебать его убежденности, основанной на практике того же рода, которой он, если верить его речам, успешно занимался у себя на родине. Теперь же он намеревался опять приняться за старое, но уже в Кашмире.