А ты гори, звезда - [11]

Рабочий класс, пролетариат — вот главная движущая сила революции. Содействовать росту классового сознания пролетариата — значит ковать оружие, наиболее опасное для самодержавия.

Ну, а потом, когда оружие будет выковано, кто поведет за собой пролетариат? Это же — миллионы! Кто будет во главе миллионов?

Организация, партия… Да, но как создать ее? Не в рассуждениях, а на деле. Как создать ее под «недреманным оком» жандармов, полиции, когда провалы даже простых просветительских кружков следуют один за другим? Кружков, никак не связанных между собой. А партия рабочих… Это же вся Россия! И не иначе как вся Россия. Только тогда партия будет сильна.

Иосиф задумчиво провел рукой по лицу. Вдруг ощутил, что на верхней губе у него топорщатся жесткие волоски. «Усы», — чуть улыбаясь, подумал он.

Вспомнилось прочитанное давным-давно на обложке «Нивы» рекламное объявление: «Настоящим мужчиной юноша становится лишь тогда, когда он сможет закручивать свои усики. Юноши! Пользуйтесь нашим патентованным средством „Оксоль“, и менее чем через полгода вы станете обладателями пышных усов. Вы будете мужчинами! Препарат высылается тотчас по получении почтового перевода». Вот как нетрудно, оказывается, повзрослеть. И ведь потянулась было тогда рука к почтовому бланку: в десять лет очень хотелось приобрести за полтинник пышные усы и звание мужчины. Но вошла мать, увидела журнал, бланк перевода, сообразила, в чем дело, и возмущенно всплеснула руками: «Ося! Это же чистое жульничество, афера! Придет пора — усы у тебя вырастут сами». Ну вот, пора эта, кажется, пришла. И теперь, если бы ты, Иосиф Дубровинский, даже и захотел остаться мальчиком, все равно ты мужчина. Рассуждай и действуй уже как мужчина.

У тети Саши в Орле им будет, конечно, неплохо. Спокойней, сытнее. Можно устроиться и в дополнительный класс реального училища, чтобы потом поступить в университет. Да, в Орле ожидает много заманчивого, да… Но в Курске остался «кружок саморазвития», куда более интересный и содержательный, чем любой урок в казенных школьных стенах. Остались братья Павло́вичи с их будоражащими душу рассказами. Остались добрые друзья, на которых можно было во всем положиться, как на самого себя.

Неужели в Орле ничего этого не будет? Снова парта, крутой берег Оки и удобная комната в просторном доме тети Саши по Волховской улице, главной улице города…

Прощаясь, один из Павло́вичей сказал: «Ну, Ося, счастливой дороги! И всяческих удач тебе на новом месте. А в Орле ты все же приглядывайся. Повнимательнее. Возможно, и там есть похожий на наш марксистский кружок. Продолжай! Знаю, в Орел был выслан из Москвы Григорий Мандельштам, знаю, там жил Заичневский — не может быть, чтобы они не оставили никакого следа, не такие это люди. Но адресов дать я тебе не могу, нет их у меня. Действуй сам. Только, когда станешь искать единомышленников, Ося, будь осторожен. Повторяю: прежде всего осторожен!» Так предостерегал когда-то и Василий Сбитнев. А вот же и сам, конспиратор очень опытный, попался в лапы жандармам.

Создать партию пролетариев, революционеров… А с чего же начать? Кто начнет? Как отыскать, сблизиться с таким человеком, который способен начать? И после, с ним вместе, до конца, до победы!..

Плеханов, похоже, начал уже. Но он живет неведомо где, за границей, никак не подашь ему свой голос: «Я тоже готов. До конца. С вами вместе». И не выйдешь на площадь, скажем, в том же Орле, не крикнешь: «Друзья, кто за свободу — ко мне!» А выжидать, когда тебя найдут, позовут другие, избегать даже малейшего риска — ну, нет! Василий Сбитнев, между прочим, сказал тогда: «Воспитывать в себе труса тоже не следует».

Иосиф усмехнулся, припомнив, как в Кроснянском волостной старшина Польшин накостылял ему по шее и как разгневанные мужики в холерном бараке кирпичом расшибли ему голову. Пусть! Досталось за ошибки, за безрассудную «храбрость», мальчишество, но не за трусость.

Ночная темень стала как будто чуточку реже. Много разъездов и полустанков пробежал поезд, много делал и остановок. По расчету времени скоро быть бы уже и Орлу. А спать не хочется, никак не хочется.

Меняется не просто адрес — меняется жизнь. Неизвестно, как она сложится в Орле для каждого из семьи, но для него-то совершенно ясно одно: беззаботное детство, зоревая доверчивая юность теперь останутся уже навсегда только лишь теплым, милым воспоминанием, останутся в памяти, как игрушки, подаренные при отъезде соседским мальчишкам.

Мать спала, нервно подрагивая плечами. Иногда тихо стонала. Ее точит медленная болезнь. И еще заботы о семье, о детях. Всех надо обуть, одеть, накормить. В Орел она едет с радостью и с чувством стесненности. Добрый, щедрый человек тетя Саша, но все-таки что там ни говори, а сядут они ей «на шею». Преодолеть в себе сознание этого нелегко. Бедная мама!

Большие огорчения причиняет ей Григорий. Юнкерские с золотом погоны на плечах не сделали сердце его золотым. Он сух, заносчив, себялюбив. Присылает письма домой только к праздникам Нового года, пасхи и рождества. Пишет, явно подчеркивая, что выполняет сыновнюю обязанность. Да, лишь обязанность. И знать это грустно им всем, а матери в особенности.