А тебе слабо? - [121]

Я сбрасываю обувь, трусь пальцем ноги о его ступню. Это лучшее, что я могу сделать со сломанной рукой.

– Договорились. Я люблю тебя и… – я глотаю страх и произношу: – Я тебе доверяю.

– Здорово, – мышцы Райана заметно расслабляются, веки опускаются.

– Здорово, – повторяю я и тоже затихаю рядом с ним. – Но мне хочется услышать это ещё разок.

Райан придвигается ближе, обнимает меня за талию и закрывает глаза.

– Я тебе доверяю.

– Хорошая попытка, – я с огромной предосторожностью изображаю, будто шутливо пихаю его локтем своей загипсованной руки. Господи, как же хорошо снова шутить с ним! – Другое. Скажи.

– Я тебя люблю.

Согретая его силой и теплом, я прижимаюсь к нему и закрываю глаза.

– Ещё.

– Я тебя люблю, – шепчет он.

– Ещё.

Но на этот раз моё сознание угасает сразу же после того, как я слышу это тихое признание. Я хотела попросить его сказать ещё раз, но моя голова уже устроилась на груди Райана. Его сердце ровно бьётся под моим ухом, и зачем мне другой ответ? Мы с Райаном растворяемся друг в друге и засыпаем.

Райан

Год назад моя жизнь была просчитана и распланирована до мелочей. Но, как говорится, хочешь рассмешить Господа – расскажи ему о своих планах. Я просовываю руку в рукав и кручу плечами, чтобы пиджак сел как надо. Синяки и порезы исчезли, но рёбра ещё болят к концу дня. Особенно если я не слишком берегу себя.

– Галстук перекосился, – мама стоит в дверях и неодобрительно качает головой, глядя на мою шею. – Иди-ка сюда.

Я отхожу от комода, мама развязывает мой галстук.

– Отлично выглядишь, – говорит она.

– За исключением галстука.

Мама улыбается и расправляет концы галстука, чтобы отмерить нужную длину.

– За исключением галстука. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

Тревожные морщинки собираются под её глазами, улыбка становится натянутой.

– Я знаю, что доктор разрешил тебе вернуться к тренировкам, но я бы подождала ещё недельку-другую. Только для того, чтобы убедиться, что всё заживает как надо.

Мама умело завязывает узел и подтягивает его к моему горлу. Несколько секунд она придирчиво осматривает результат, потом дотрагивается до моей щеки – редкий жест для нас обоих.

– Я рада, что ты поправился.

Мама убирает руку.

– Сегодня утром я разговаривала с твоим братом. Он спрашивал, как у тебя дела.

Марк отлично знает, как у меня дела. С тех пор как меня выписали из больницы, мы с ним каждый день разговариваем по телефону. Должно быть, Марку до сих пор неловко разговаривать с мамой, поэтому он выбирает самые простые темы. Я принимаюсь возиться с запонками.

– Что ты ему сказала?

– Что ты такой же упрямый, как твой отец, и ни за что не скажешь мне, если тебе больно.

– Да всё отлично, мам.

Мама теребит жемчужное ожерелье.

– Если бы мы прислушались к тебе в то утро… Если бы прислушались ещё раньше, за несколько недель до этого… Если бы я пошла наперекор твоему отцу, когда Марк нам рассказал… ничего этого не случилось бы.

– Всё нормально.

Мне бы тоже хотелось, чтобы они услышали меня в то утро, когда Бет сбежала. Мне бы хотелось, чтобы они услышали меня за несколько недель до этого, когда я сказал, что она мне небезразлична. Мне бы хотелось, чтобы мама не поддержала отца и оставила бы Марка дома, но всё случилось иначе. Впрочем, даже если бы всё было сделано правильно, вряд ли это предотвратило бы надвигавшийся кошмар. Бет сбежала потому, что её страшила жизнь в Гровтоне. Она сбежала бы всё равно, что бы ни произошло между нами, а поскольку я её люблю, то помчался бы за ней.

Мама вздыхает и вновь переходит на светский тон.

– Марк приедет на ужин в воскресенье. Думаю, устроим всё просто, по-домашнему. Только я, ты, Марк… и, будем надеяться, твой отец.

– Здорово!

Даже при том, что мы с мамой прекрасно знаем: отец уедет в город на весь вечер, который Марк проведёт в нашем доме. Он до сих пор отказывается признавать его существование. Брак моих родителей тоже не изменился к лучшему. Мама выбрала меня и Марка, а отец отказался от планов баллотироваться в мэры. Однако он всё ещё живёт с нами, и они с мамой продолжают ходить к семейному консультанту. Как я уже сказал, никто не знает, что нас ждёт в будущем.

– Не забудь бутоньерку, – мама выходит из моей комнаты.

Я хватаю ключи от машины, коробочку с красной розой, которую Бет приколет на запястье, и бегу в гараж. Краем глаза замечаю отца, сидящего за столом в своём кабинете. Мы с ним не разговаривали с того дня, когда он пришёл в мою спальню, и я не думаю, что сегодня кто-то из нас нарушит молчание.

Открыв дверцу джипа, я слышу за спиной скрип двери и звук шагов по бетонному полу. Отец подходит к верстаку и принимается перебирать коробки с болтами и гайкам.

– Твоя мама сказала, что ты подписал контракт и будешь играть за команду университета Луисвилла.

Мои мышцы напрягаются в ожидании скандала. Документ должны подписать родители, поэтому я попросил маму.

– Да, сэр.

– Мама сказала, что ты собираешься поиграть год за университетскую команду, прежде чем окончательно решить, готов ли ты уйти в профессионалы.

Я потираю затылок, чувствуя себя совершенно голым без привычной бейсболки. Конечно, я могу пойти самым простым путём и ответить ему «да», но я смертельно устал говорить и делать то, что понравится моему отцу.