А Старый пират… - [4]

Светская жизнь

Надевай свой пиджак и иди потолкаться под тентом,

Светской жизни пора послужить компонентом,

Чтоб с бокалом шампанского, в свете горящего газа,

Ты стоял. А вокруг — светской жизни зараза…

Ты пришёл за красивым, ужасного видел немало,

За красивым сошёл, бывший зэк с пьедестала.

Ветерок, дуновение, запах тревожного зала,

Мне всегда будет мало, всего и всегда будет мало…

Светской жизнью, где устрицы вместе с шампанским,

Не убить мне тюрьмы с контингентом бандитским и шпанским.

И какой бы красавицы талию я не сжимал,

Буду помнить Саратовский мрачный централ.

Наш «третьяк», и под лестницей все мы стоим, пацаны,

И у всех нас срока до затмениев полных луны.

Пузырьки «Veuve Cliequot» умирают мне на языке.

Пацаны, я ваш Брат, хоть при «бабочке» и в пиджаке.

Я совсем не забыл скорбный запах тюрьмы и вокзала,

Мне всегда будет мало, всего и всегда будет мало…

Надевай свой пиджак и иди потолкаться под тентом,

Светской жизни пора послужить компонентом…

Банкиру Петру Авену

Светлеет небо. Мое сердце пусто.

Висит рассвет широкой полосой.

Паденье цен на нефть и на искусство

Столь глубоко переживалось мной,

Что я проснулся даже до рассвета

И не смыкая утомленных глаз

Всё думал продолжительно про это

Смятенье бирж. Петля, огонь, и газ…

Банкиров ждут. Банкиры молодые

Соскочат в ночь с высокого окна,

А самые которые лихие

Достанут пистолет. Бокал вина,

Пригубив, выйдут двое на террасу…

Два выстрела, и падают тела.

О кризис, ты убьёшь банкиров массу,

Которая недавно лишь взошла…

Н. Медведевой

Ресторан, там где zoo-магазин был. [Держали две старые феи…]

Расползлись и покинули милый террариум змеи,

Полнокровные дамы ушли от окон, разобрав свои шали,

И усатый «ажан» уже умер, оставив вело и педали…

Где ты, поздняя юность в Paris и печаль полусвета?

Где холодное, старофранцузское лето?

Выходил из метро я обычно на рю Риволи,

Там к Бастилии некогда толпы бежали в пыли,

Возмущённых де Садом, кричавшим на каменных стенах,

Революция валом вставала в кровавых там пенах.

А во время твоё и моё во дворах ещё были балы,

Вкусно пахло гудроном от каждой потекшей смолы,

Был носатый франсэ, крепко слипшийся с аккордеоном,

Вкусно пахло гудроном, едко пахло гудроном…

Жил в квартале Марэ, выходил из метро я «Сент-Поль»,

Сам не знаю, откуда взялась эта поздняя боль…

Впрочем, знаю зачем я сегодня болею,

Магазин вспоминая, в витрине которого змеи…

Потому что обычно ты там со мной рядом стояла

И пугалась, визжала, и руку мою зажимала,

А теперь тебя нет. Разве тень упадёт мне на шею

Я забыть никогда твой испуг, никогда не сумею…

Это было в июле, в дрожащем от зноя июле,

По Бастилии дробно лупили старинные пули…

А два века спустя мы с тобой посещали балы, танцевали,

Ты была так красива, что нас все «франсэ» замечали…

К Наташе Медведевой, о ящике

Да этот ящик нам служил,

Когда Вы жили на Земле,

Но вот уж год шестой поплыл,

Как Вы воплощены в золе.

Вы стали жалкий минерал,

Песок какой-то через пальцы,

О, неужели я желал

Вас целовать, вот этот кальций?

Вот этот неживой нитрат?

А были вы свежи и пьяны

И кажется сто тысяч крат

Я повторял с тобой романы…

А этот ящик из картона

Всё жив, всё жив, моя мадонна,

И я переезжая вновь

Кладу в него мою любовь…

Богдану

У короля, ребенок — Принц,

Он — бело-золотой,

Он держит лилию в зубах,

Он страшный и простой.

У короля ребенок-чёрт

Смеется как шальной,

Король ребенком страшно горд,

Отец его родной…

Пусть мальчик бьёт посуду, бес,

Пускай он смотрит в лес,

Король, корону отложив,

Смеется, мёртв и жив.

Ведь это сын его родной,

Былинка золотая!

Абрис кудрей его святой,

Но голова шальная!

* * *

А старый пират пишет детям стихи

И нежности курочек кормит с руки.

А старый пират, нахлеставшись вина,

О детях своих замечтал допоздна…

* * *

Познакомиться бы мне с голубоглазой

Девушкой, невинною блондинкой

С тонкой талией, с широким тазом,

С умною крестьянкою, глаз льдинкой.

Белые пленительные зубы

Закрывают пламенные губы,

Весь раздулся от грудей корсаж,

А зовут Настасья иль Наташ…

Где ты ходишь, беленький цветочек?

Почему не встретилась ты мне?

В «Волге» проезжая много точек

Я тебя не встретил, мой кусочек,

Мой комочек в золотом вине…

Мне бы тело белое. Ночами,

Как Отелло стану истязать,

Не побрезгуй моимя годами

И позволь тебя за попу взять…

* * *

Как лука злой полукружок

Луна над городом висела,

Что ж делала, ты мой дружок?

Кого ты к вечеру хотела?

Ты может быть была одна

И книгу страшную читала,

А может быть бокал вина

Ты наполняв, опустошала…

Я Фаустом тебя любил,

Я знал, что ты лежишь нагая,

Развратный старец, педофил?..

Ну потому что ты такая!!!

Я Фаустом, как Фау-2,

Хотел бы вдруг в тебя вонзиться,

И загорится вдруг трава

И ты завоешь, как волчица…

Развратный старец, педофил,

Сидел и ел свой скромный ужин,

Ноябрь в первом доме был,

Был лук луны ополукружен…

* * *

Банкиру Френкелю вломили

Тяжелых девятнадцать лет,

Козлова якобы убил и

Козлова между нами нет.

«Пыжа» все ж Френкелю не дали,

Хоть прокурор «пыжа» просил,

Козлов же, вспомним все детали,

Зампредом Центробанка был…

В банкирских войнах погибают,

В банкирских войнах месть и злость,

А миллионы наблюдают,

Что с единицами стряслось…

Их жёны, бледные как пламя.

Живут уже погребены,

Банкиры бродят между нами,

Солдаты тайные войны.